- Ну же, - нетерпеливо ерзает, - чего застыла?
Ненасытная.
- Сама напросилась, - зловеще усмехается Тори, опять прижимая любовницу к кровати.
Губы нашли заходящуюся живым пульсом жилку и жадно провели по ней языком. Надолго всосали нежную кожу, чтобы оставить на долгие дни собственнический след. Для того, чтобы не забывала, для того чтобы помнила.
А после вниз, вниз, приласкать покрасневшие напрягшиеся соски. Смять их и потереться кожей о кожу.
Брюнетка, прикусив губу, негромко постанывала, впрочем, не упуская случая отпустить ехидный комментарий:
- Да-а, Тори, ты так и будешь одетой? Предпочитаешь юст?
И как она ухитрялась перебороть жаркую, застилающую сознание пелену?
Наскоро, почти не отрываясь, блондинка слушается совета, скидывая старую серую футболку, лифчик и короткие шорты вместе с нижним бельём. Переступив через них, облизывает пересохшие губы и опускается перед кроватью на колени.
Резко, одним рывком подтягивает партнёршу под колени к себе. Та послушно поднимается, чуть вздрагивая от неожиданного поцелуя в живот. Проворный язычок забирается в пупок, теребя золотое колечко пирсинга на загорелой коже. Лия сжимает пряди светлых волос в руках, невольно задышав чаще, когда губы постепенно витиеватой извращённо-медленной дорожкой съезжают вниз. И теперь опирается на локти, давая языку проникнуть к клитору.
- Бля-я-я, Тори, ты неподражаема, - на одном выдохе.
Вымыть бы язык с мылом, а губы намазать зелёнкой за подобные слова. И выпороть для профилактики… А потом трахнуть чем-нибудь вибрирующим – хоть мобильником, его для такого дела и не жалко. Но это уже не в ту степь. Они давно не дети, чтобы быть наказанными за нецензурщину. Да и вещи вытворяют тоже не ребяческие…
А там внутри настолько мягко, нежно и влажно, что собственные пальцы сами тянутся доставить удовольствие и себе.
Рваные движения, лёгкие покусывания и уже привычные ворчливо-ехидные комментарии, прерываемые вздохами и полувсхлипами, слились в одну неразделимую череду.
Двигать пальцами внутри себя и языком внутри неё, слыша бессвязное: «Тори… Тори… То-ри… Боже…» - вперемешку с ругательствами, больше подходящими легкодоступной портовой шлюхе, чем воспитанной девушке. Хотя воспитанием Лия так же никогда не отличалась.
Улучить мгновение, когда гибкое тело напряженно прогнётся до предела, и сорваться в пропасть самой, немного погодя, пытаясь отдышаться, в попытке привести внутренний мир в порядок.
Вдох-выдох – цвета возвращаются на место.
Вдох-выдох – вещи не кажутся настолько размытыми, без чётких, определённых очертаний.
Вдох-выдох – реальность не ускользает куда-то вверх.
Сил ещё хватило на то, чтобы забраться на кровать, перелезая через жутко довольную брюнетку, и устроиться между ней и стеной.
Они пару минут пролежали в молчании, прежде чем любовница заключила:
- Утренний секс – это классно, но слишком быстро, лучше бы ты и вправду чашкой меня трахнула.
- Извращенка, - слова ленивые, тянущиеся вязкой патокой.
- Кто бы говорил.
Широко зевнув, блондинка мечтательно улыбнулась:
- Сигарет бы сейчас. Хороших.
- Ой, не напоминай, - поморщилась девушка.
- М? Опять Нишовский?
- Угумс, кто ж ещё, - тяжелый вздох. – Он самый, кто ж ещё. Задрал курить, как паровоз, а после твоего отчаливания совсем не изменился, чокнутый отец-одиночка. И почему Андрей его не отучил?
- Ты слишком много от него хочешь. Он умный мужик, а на Миху только самоубийца давить станет, он же упёртый, как осёл. Да и от профессионализма Андрея в присутствии Михи не остаётся и следа.
- Аха, я заметила, - широкий зевок. Всё-таки не зря Лия сегодня встала пораньше. – Кстати, ты же специально такого подбирала?
- Почему сразу «специально», - светловолосая перевернулась на живот и задорно поболтала лодыжками. – Я всего лишь разузнала, что Андрей Борисыч «свободной» ориентации. А против убойного Михиного обаяния и носорог не устоит.
- Миха его не любит, - весомый аргумент.
- Зато он любит Миху, и тот не против, - парировала художница. – Лучше жить с тем, кто любит тебя, чем без него в одиночку.
- А если придёт Савкин, который не Савкин? – тёмноволосая временами проявляла редкостный скептицизм.
Подниматься хотелось ещё меньше, чем до этого, даже чтобы найти пульт от кондиционера, а то скоро жара.
- Тогда посмотрим… - их прервала мелодия «Cheese People – F.U.C.K.», доносящаяся из забытого на тумбочке смартфона. – Кажется, твои милые братишки забеспокоились. Ответишь?
Вместо слов девушка с наигранной аристократической манерой фыркнула и повернувшись, прижалась к подруге:
- Даже не собираюсь.
- Тогда они сюда сунутся. На всю голову двинутые…
- Не сунутся, - убеждённо заявила та, потёршись своей щекой о чужую. – Они на спор Марину, как единственную свободную девушку в нашей компании, закадрить хотят.
Тихий хмык:
- Им обломится, на Маришу положил глаз её шеф, а тот - акула крупного разлива, твоим мелководным шулерам не чета.
- Знаю. Мы из-за этого и поссорились, - брюнетка чуть ли не мурчала от удовольствия. – Они дали мне карт-бланш на два месяца свободной жизни, а я обещала не доводить инфу до предмета спора. И вообще, они это желание в «Дурака» проиграли.
- Кому? – заинтересованно.
Чтобы близнецы со стольким стажем игры и мухлевания в карты кому-то проигрывали?!
- Леркиному папе.
- Жестоко.
- Но им всё равно обломится.
- Интриганы.
- Все в тебя.
- Я вам не родственница.
- А хочешь? Можешь жениться на Саше, я разрешаю.
- Замуж выйти, а не жениться, дурочка.
- Да какая разница.
- Сейчас укушу.
- М-м-м, за ухом? Я согласна, у меня там как раз эрогенная зона.
- Мерзавка.
- Спасибо, я стараюсь, стервочка моя.
На тумбочке наконец перестал звенеть телефон.