У дома стояли три машины, а на скамеечке сидели двое цыганистых ребят в каких-то синих балахонистых плащах.
Мой спутник сказал по рации:
– Вы в дом. Мы за вами.
Ребята выскочили из машины и стали контролировать действительность недобрыми глазами. Мы направились в дом, и в этот момент меня окликнули:
– Ильхан!
Это имя мне дал папин друг. В нашем городе можно уораться до смерти, но, кроме меня, никто не откликнется. Поэтому я повернулся.
Двое стояли совсем рядом и, как мне показалось, радостно улыбались. Я их не знал.
– Приветствую тебя, побратим. Извини, что так долго искали тебя. Было трудно. Мы прибыли первыми. Скоро весь гоард будет здесь.
Меня весь день пытались убить абсолютно посторонние люди. Эти незнакомцы были рады встрече со мной.
У меня отвалилась челюсть. Пока она летела на встречу с асфальтом, говоривший от пояса швырнул мне в голову два ножа, а второй в прыжке ударил меня плечом в грудь. После недолгого полета мы хлопнулись на землю. Этот парень оказался очень жестким и прыгучим. Мгновенно вздернув меня на ноги, а я очень тяжелый, он сунул мне в руки рукоять чего-то, а сам, крутанувшись, шарахнул ногой какого-то дядьку. У меня в руках очутился длинный клинок недоброго вида. Тишина сонного полудня взорвалась грохотом. Это истерично задергался какой-то несоветский автомат в руках у Никиты. Я наконец вгляделся. Метрах в трех от нас безуспешно пытались вытащить из глоток ножи два усатых дядьки. Тот, кто обозвал меня побратимом, люто рубился сразу с тремя, второй собрал вокруг себя целую толпу почитателей таланта, из которой уже кто-то вылетел. Вторая толпа бежала к нам от машин, размахивая колющими и режущими предметами. Это в них весело лупнул Никита. В том месте, где я только что, ну секунды какие-то, стоял, торчало несколько железок весьма неприятного вида. Автомат смолк. Несколько таких же железяк швырнули Никиту на меня. Непонятная часть моего сознания, которая глухо рычала и топорщила загривок, наконец рявкнула, и я испытал весьма неожиданное чувство. Вообще-то родные и близкие утверждают, что я весьма гневлив и проявляю излишнюю свирепость в определенных ситуациях. Но то, что было сейчас... Я почти лопнул от переполнявшей меня вселенской веселой ярости.
В голове мелькнули обрывки мыслей.
«В моем доме. Моих друзей».
Подхватив Никиту на руки, я вбежал во двор и столкнулся с группой поддержки.
– Вы двое – в дом. Рубите их из окон. В двоих в синем не стрелять. Сократ, помоги Никите.
Но Сократ, вооружившийся шашкой и наганом, не собирался оставаться в стороне от такой роскошной развлекухи. Он громко заорал:
– А, собаки! – и бросился на улицу.
Тут же влетел спиной вперед обратно. Шлепнулся на задницу и два раза бабахнул из нагана в обидчика.
Меч так и стоял между стеной и холодильником, где я оставил его. Рукоять влипла в ладонь, и переполненный самыми недобрыми намерениями я отправился на встречу с электоратом.
Вместо того чтобы, как приличный человек, выйти через дверь, я решил напасть на врагов из дома. Народ стоял у окон, грозно поводя стволами своих заморских стрелялок, но не пулял, потому как внизу творилось безобразие. Все перемешалось. С флангов рубились двое в синих плащах; казалось, что у них минимум по восемь рук.
В середине вспоминал свою боевую молодость Сократ. Он не грек. Он кударец. Когда в горах рождался ребенок, родители, естественно, шли за именем к самому образованному человеку в селе. А это, как правило, или поп, или учитель. Мы, горцы, несмотря на внешнюю суровость, очень романтичные люди. А что может быть прекраснее и романтичнее древних или Шекспира? Именно поэтому у нас в горах Сократов и Платонов гораздо больше, чем в Древней Греции, а Ромео, Гамлетов, Офелий и Дездемон столько, что средневековым Италиям и Даниям просто не снилось.
Наш Сократ во время Великой войны геройствовал в корпусе генерала Доватора, а после войны резался со всякими зелеными и лесными братьями. В результате предпринимательской деятельности своих сыновей он лишился дома и теперь живет у меня. По вечерам он частенько демонстрирует искусство размахивания шашкой, как я теперь убедился, весьма смертоносное. У его ног валялись двое, а с остальными он увлеченно рубился, активно их при этом оскорбляя.
Я выдернул меч из ножен. Он яростно полыхнул синим, и у меня вновь возникла непоколебимая уверенность в своей высокой квалификации в области размахивания этим угрожающим оружием. Прокричав что-то радостное, я вывалился на головы беспечных парижан. Парижане не были мне рады. Одному я что-то сломал, и он свалился. Второго на красивые две половинки развалил меч. Потом, больно вывернув свою кисть, я хлестнул по клинку сабли, которой мне хотели пощекотать подмышку, скользнул вдоль лезвия и пробил горло неудачливому агрессору. Потом со мной произошло раздвоение личности. Временное. Мои руки выписывали мечом невероятные кренделя, весьма печальные для окружающих. Ноги перемещались в непонятном ритме по невероятной траектории. По всем законам физики я должен был упасть, но не падал, успевал прыгать, кувыркнуться, не переставая при этом протыкать и разрубать окружающих. Нет, вообще-то я умею драться. И, как приличный осетин, неплохо владею холодным оружием, признаюсь, ножом, но именно неплохо. То, что происходило, было гармонично, прекрасно и ужасно одновременно. Я такого не умел.
Мои союзники благоразумно отошли в сторонку. Синие смотрели на происходящее с явным одобрением, а Сократ, с присущим горцам темпераментом, исполнял роль подтанцовки. Он крутил над головой шашкой и распевал что-то героическое. Врагов не осталось.
Я осмотрел меч – ни капли крови, чистый без зазубрин клинок.
ГЛАВА 4
Я повернулся к своим и немедленно был подвергнут процедуре обнимания и поцелования меня в щеки. Оставив слюнявые следы одобрения на моей физиономии, Сократ отодвинулся и с гордостью посмотрел мне в лицо. Несмотря на преклонные года, руки его слабостью не страдали. Своим бурным объятием он едва не сломал мне шею.
– Синок, – провозгласил он своим слегка дребезжащим голосом, – теперь ты настоящий мужчина. Я так горжусь тобой. Твои старшие будут довольны. Эй, што они делают? – вдруг закрутил он головой. А заслуженно убиенные, быстренько завоняв аир неблаговонными испарениями, рассосались, оставив лежать на земле амуницию и неплохую коллекцию холодного оружия.
Андрюха с Андрием все пытались запоздало уволочь меня в дом.
– Эй, помощь не нужна? – раздалось сбоку.
Мой сосед вдумчиво рассматривал разбросанные вещи, поводя по сторонам стволом пулемета.
– Нет, Габо, спасибо. Нормально все.
– Если что, таможня поможет.
– Мы в дом сейчас уйдем. Милиция приедет, скажи – у нас не стреляли.
– Кто приедет? Суббота сегодня. По всему городу стреляют. Свадьбы. Ты своим женщинам скажи, чтобы вот это подмели, – указал он пламегасителем на россыпь автоматных гильз.
– Хорошо, старший, скажу.
– Че, проблемы, Хан?
С другой стороны подходил Серега, кузнец с ОЗАТЭ. Насмотревшийся голливудских боевиков, он нес шикарную помповуху на сгибе левой руки. Пижон, но в целом парень хороший. А какие он делает ножи! Закачаешься.
– Нормально все, Серый.
– Уау! Какое железо. – Вдруг забыв про нас, он наклонился и поднял один из мечей. – Кто делал?
Я растерянно оглянулся. Сократ решительно взял инициативу в свои руки. Первым делом он изъял меч из рук Сереги.
– Зачем взял? Твоя что ли? – повоспитывал он его.
– Да я посмотреть только, дядя Сократ, – заизвинялся двухметровый кузнец.
– Потом смотреть будешь. Иди, собирай.