— Хватит тебе пить, — сухо сказала Софья Михайловна.
— Да ты что, ма? — удивилась Марина. — Полбутылки сухого за вечер не одолела, нешто это питье?
Софья Михайловна поджала губы и отвернулась от дочери. Вот еще проблема…
Узнав о том, что Кент точно едет в Сибирь и вновь настоятельно зовет их с собой — он специально приезжал поговорить об этом, — Софья Михайловна основательно задумалась. Многое страшило ее, даже предстоящая работа. Не было уверенности, справится ли. Она знала, что Кент очень рассчитывает на ее помощь. Не хотелось признаваться ему в своей усталости, в том, что все больше стала ценить покой и уют, но и промолчать не сочла возможным. Кент покачал головой:
— Наговариваешь на себя, мать. Это все временное.
— Ты хоть помнишь, сколько мне лет?
— Да помню, помню.
— По двенадцать часов в сутки я работать уже не способна.
— А не надо по двенадцать, — покладисто согласился Кент, улыбаясь. — Будешь как все, по восемь часов двенадцать минут, с перерывом на обед, двумя выходными и отпуском по графику.
— Да? Тебе все хахоньки… Забыл, как всего четыре года назад ты меня урабатывал чуть ли не до обмороков?
— Нет, — уже серьезно сказал Кент. — Но тогда я был молодой и глупый.
— А сейчас старый и мудрый?
— Именно… Так что, Софьюшка?
— Думать буду.
— Думай. И помни — ты мне очень нужна. Очень, — повторил он.
— Не говори пока ничего Марине, — попросила Софья Михайловна.
— Хорошо, — кивнул Кент.
О предложении Кента Софья Михайловна сказала Марине только через два дня. Дочь впилась в нее взглядом.
— И что ты собираешься делать?
— Еще не знаю.
Марина несколько секунд еще смотрела на нее и вдруг бухнулась на колени. Софья Михайловна испуганно отодвинулась от нее вместе с креслом.
— Ты что это? А ну, встань!
Марина замотала головой.
— Не встану, пока не скажешь, что поедем… Ма, я редко о чем прошу тебя. А сейчас не прошу, умоляю — поедем! Слышишь? Поедем! Ну что мы тут киснуть будем? Я уже видеть не могу этот стерилизованный город! А ты ведь тут уже чуть ли не сто лет работаешь, неужели не надоело? Там же все у нас будет! Там Кент будет!
Софья Михайловна молча смотрела на нее.
Марина, поморщившись, неуклюже поднялась, тихо сказала:
— Ма, ты же знаешь, что я очень люблю тебя. Но если ты не поедешь, я уеду одна. Через год, через два, но уеду.
И Софья Михайловна поверила — действительно уедет. Выхода не было.
— Хорошо, поедем. Но если я увижу, что ты… с Кентом… ты понимаешь, о чем я говорю?
— Да, — сказала Марина. — Все я понимаю, ма… Но что тут можно сделать? Чему быть, того не миновать… Я бы могла поклясться чем угодно, что не сделаю абсолютно ничегошеньки, чтобы завоевать Кента, но ты первая мне не поверишь. Только не надо так беспокоиться, все будет хорошо…
Уже в десятом часу Кент позвонил из аэропорта и сказал, что приедет, как только удастся поймать такси.
Уезжали они пятого января вечером. На поезде настоял Кент: хватит самолетов, уже тошнит от них, да и не на неделю едем, на годы, несколько суток значения не имеют. Впрочем, никто и не возражал ему.
Провожающих набралось много — и из института, и с «Мосфильма» был народ, даже подруга Марины объявилась. Сергей с Юлькой стояли в сторонке, Шура простилась дома, сказав: «И без меня толчея будет». Сергей знал, что перед отъездом Шура долго о чем-то говорила с Кентом. Догадывался — не только о житейски-формальных делах, связанных с квартирой, пропиской, машиной, которая пока оставалась здесь. Наверно, только Шура и знала, как тяжело ударил Сергея отзыв Кента о его рукописи.