Гоголев выплюнул окурок в костер и негромко сказал:
— Ты, Георгий Алексеич, так не говори со мной. А то, знаешь, я могу ненароком все твои планы поломать…
Он значительно помолчал, глядя поверх огня на Георгия. От света костра борода его стала под цвет пламени, резко оттеняя глубокие провалы глазниц. Молчал и Георгий, остро чувствуя унизительную зависимость от этого человека. Гоголев не шутил. Оброни он мимоходом, что идти на Бугарское нагорье слишком опасно, — и весь отряд послушает его.
Гоголев мирно сказал:
— Ладно, цапаться нам сейчас ни к чему. Не бойся, я дешевкой никогда не был и просто так, со зла, палки в колеса совать тебе не буду. Только мой тебе совет — крепко подумай, стоит ли идти. Сам знаешь, я уже почти тридцать лет по разным… окрестностям природы брожу, всякого навидался. Не нравится мне эта погода, чует мое сердце, что вот-вот серьезные холода нагрянут… — Он помолчал и жестко выдал, будто приказывая: — А Витюху в любом случае сейчас отправь, не бери греха на душу.
— Это он кашлял?
— Он. Здорово застудился парень, лечиться ему надо.
— Ладно, я подумаю, — нехотя сказал Георгий.
— Думай не думай, а отправлять надо, — настойчиво повторил Гоголев.
Георгий промолчал. Гоголев чуть искоса посмотрел на него и полез обратно в палатку. Георгий, проводив взглядом его могучую спину, подбросил дров в костер и подумал, что прав этот нагловатый, но надежный, бесстрашный мужик, Виктора Трофименко надо отправлять в Дьяково. Да и Брагина, стершего ноги до крови, тоже, толку от него все равно никакого. Жаль, вчера в спешке не подумал об этом, могли бы вместе с Егорычевым и Ситниковым уехать…
И жизнь действительно была прекрасна — целых пять лет, три месяца и двадцать шесть дней.
…Экзамены Ольга сдала блестяще и с головой ушла в учебу. Через три года они поженились. Тогда же Георгию предложили работу на Дальнем Востоке. Предложение было очень заманчивое, но он не раздумывая отказался. Вот когда Ольга кончит институт, поедут вместе хоть к черту на кулички. А пока он вполне может смириться с ролью рядового изыскателя в небольшой партии, работающей тут же, в области. Два года — это, в конце концов, не срок, впереди у них еще очень долгая счастливая жизнь. Им еще повезет — и не раз…
И в тот год, когда Ольга заканчивала институт, им действительно повезло, да и как еще! Однажды как с неба свалился Федор Константинович Голубев, начальник той партии, в которой Георгий проходил практику и отрабатывал свой первый полевой сезон. Расстались они тогда тепло, Голубев искренне жалел, что Георгий уезжает, и сказал на прощанье: «Надумаешь снова сюда — милости прошу, работы здесь на полсотни лет хватит». Разъехались, но связь до конца не порывалась: изредка писали друг другу, Голубев несколько раз просил прислать книг, трубочного табаку, кофе и сам в долгу не оставался: переслал с оказией отлично выделанную шкуру кабарги, кое-что по мелочам — рыбу, меховые рукавицы.
И вот сидел он у них в доме за столом, погрузневший, начинающий лысеть, добродушным баском объявил, что решил заскочить по пути из Москвы, мимоходом сообщил, что второй год работает главным геологом управления, — об этом, впрочем, Георгий уже знал, — в поле вряд ли уже когда придется выйти, разве что крупно проштрафится и вылетит из начальнического кресла… Говоря так, Голубев коротко хохотнул и весело подмигнул, давая понять, что и сам в это не верит, что в своем начальническом кресле сидит крепко и если освободит его, то для того только, чтобы занять место повыше. Рассказывая о своих делах, Голубев попутно выудил у Георгия все, что касалось его служебного положения и перспектив, а когда Ольга ушла спать, спросил:
— Нельзя сказать, что ты многого достиг здесь, а?
Георгия немного покоробила прямолинейность Голубева, он натянуто улыбнулся.
— Ладно, не сердись, я ведь не в укор тебе говорю, — добродушно сказал Голубев. — Понимаю, почему ты тут сидишь. От такой женщины не каждый может уехать.
— А вы, конечно, уехали бы? — не удержался Георгий.
Голубев подумал немного и с усмешкой сказал:
— Не знаю. У меня таких, пожалуй, не было.
— А откуда вы знаете, какая она? — Георгий был не столько польщен, сколько удивлен странным заявлением Голубева.
— Вижу. У меня глаз острый, ошибаюсь я в людях редко, и то не в главном, а по мелочам.
— А все-таки ошибаетесь?
— Ну, бывает, конечно, от этого и сам господь бог не застрахован… Знаешь что, кончай выкать, не такой уж я старик, недавно только сорок стукнуло. Я ведь не случайно к тебе заехал, Георгий. Жена твоя когда защищается?