Я стопроцентно убежден! Повторяю, стопроцентно, о други мои! Что Митрофан Сергеевич был последним честным человеком всего постсоветского пространства. За всю жизнь он не украл, хотя мог, ни одной копейки. Например, в девяносто первом году, когда представилась возможность взять долгосрочный кредит, который потом возвращался обесцененными инфляцией бумажками, Митрофан Сергеевич от этой халявы, вызванной неразворотливостью государственной бюрократической машины, отказался. Коллеги утверждали, что он попросту за… извините, испугался. Однако я уверен, что этот поступок мотивировался только его представлениями о профессиональной чести.
Наконец, Митрофан Сергеевич был настолько предан своему кассовому делу, что ради него также отказался и от семейного счастья. А между прочим, как вы помните, за него была почти согласна выйти замуж от кого–то залетевшая, на восьмом месяце, секретарша директора Потребкооперации Риммочка.
Короче, Митрофан Сергеевич, твой светлый образ навсегда останется в наших сердцах. Мир праху твоему.
Настал черед прощаться с покойным. Не стесняйтесь слез, вот о чем я вас еще попрошу. Только, граждане, поторапливайтесь, нам сегодня еще шестерых спалить нужно. У кого есть спички?.. Черт подери, опять сперли полный коробок!
Провожающие кассира в последний путь граждане выстроились в очередь к гробу. Они целовали Митрофана Сергеевича в ледяной каменный лоб или в синие зажелезневшие руки и отходили в сторону; некоторые потом украдкой сплевывали, некоторые мужественно слюну проглатывали.
Когда эту неаппетитную процедуру проделал «преподобный», на лице покойного вдруг проступил румянец, веки напряглись и… раскрылись! Обмороки, крики ужаса! Митрофан Сергеевич сел в гробу и протянул к павиану руки:
— Патрик Джонович, вы меня воскресили! Выходит, вы действительно брат Иисуса!
«Преподобный» завопил, словно на него вывернули шайку кипятка. Схватил крышку гроба и набросил на кассира сверху. Налег, пытаясь вернуть того в исходное состояние.
— Да не воскрес ты, брось ваньку валять, это самовнушение, — бормотал он.
Но кассир, даром покойник, бугаина здоровый — уперся согнутыми коленями и хоть ты тресни. «Преподобный» швырнул крышку в хихикающего оратора, — можно подумать, будто у них каждый день кто–то воскресал. И пулей понесся из зала к своему авто.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Как павиан бурю на озере уклотил и как по водам, ако по паркету, ходил. Чем все дело закончилось
«Мерс» «преподобного» легко оторвался от преследовавшей «восьмерки» Прищепкина; в «шахматном порядке» стал обгонять все попадавшиеся на его пути машины. Замелькали дорожные указатели: «Нарочь 100 км»; «Нарочь 50 км»; «Нарочь 15 км»; «о. Нарочь». Дойче аппаратен!
На озере разгулялся шторм, — почти как настоящий, но ближе все же к мультяшному: это вам не Бискайский залив. Борода «преподобного» развевалась, словно хвост японского бумажного змея кирасуки. Перекошенная морда павиана постепенно умиротворялась: ветер, волны…
«Я оставлю вам все: дом, деньги, пожертвования. Разве этого мало, чтобы искупить вину?.. Хватит, ведь одних гаражей шесть штук! А я в который–то раз все начну с начала, с нуля. Сниму маленькую квартирку, оклею черными обоями, для антуража выкопаю на кладбище черепок и поймаю ворону: можно будет давать объявления… Кстати, а какое там чудо следующее?»
«Преподобный» вынимает из бардачка Библию, листает и вдруг мордель его опять перекореживается, словно от зубной боли:
— Ешкин свет — «Укрощение бури на озере»! Вон отсюда! В пустыню, где вода на вес золота!
Однако машина завелась не сразу, верно с карбюратором что–то. «Преподобный» открыл капот и проковырялся минут двадцать. За это время буря как бы выхолостилась, лишилась внутренней динамики, — ну не Бискайский же залив на самом–то деле! В прореху среди низких туч выглянуло солнце.
— Да не укрощал я тебя! Поганая ты лужа! — завопил лжесын божий и вырвал клок бороды.
Вновь рванул машину.
— Ну, уж следующего чуда я не допущу, дудки! — пробормотал он злорадно и, крутанув руль, направил «мерс» в дерево.
Однако на обочине колеса попадали на коровьи лепешки, машину занесло и в ствол сосны вмазалась она по касательной, что спасло «преподобному» жизнь. Сухой характерный треск жести, звон стекла. Правая сторона авто «сгармошилась», левая вытянулась в дугу — немецкая машина превратилась в китайский веер.
Прищепкину пришлось просидеть на телефоне почти сутки, прежде чем удалось обнаружить пропавшего Патрика О'Грегори в больнице курортного поселка, куда тот поступил после аварии с сотрясением мозга. Буквально за десять минут собрался и выехал в заповедный край.