— Показалось, наверное, — пробормотал он себе под нос.
— Тимоха, ты что там делаешь? — спросил его Иван. — Садись, закуси. На вот тебе хлеба с рыбкой очищенной.
Тимофей отвёл взгляд и сел обратно. Но тут на противоположной стене загремело, забренчало, и с полок сами собой стали падать вещи.
Но там никого не было!
Встревоженный Тимофей подскочил, раскидал упавшие вещи, внимательно оглядел полку и даже заглянул под неё.
Снова никого.
— Домовой озорует что ли? Скажу Алёне, пусть каши ему поставит.
Тимофей отвернулся от полки и перевёл взгляд на собутыльников…
— АААААААА!
По осеннему стылому воздуху полетел крик ужаса, долгий, страшный, от которого кровь стыла в жилах.
Это вопил Тимофей.
Нечисть украла Ивана и Сёму!
Вместо них на пеньках сидели какие-то уродливые черти.
На месте брата скалило острые, как иголки, зубы лохматое чудище. Оно всё состояло из круглых шаров, как снеговик, но было покрыто коротким бурым мехом. Верхний шар-голову венчали выпученные глаза-бельмы без зрачков, маленькие уши и безгубая огромная пасть, делившая голову чуть ли не напополам. Из шара пониже торчали три руки: две росли по бокам, а одна — прямо из груди. В средней руке чудище держало кружку.
А вместо Семёна на пеньке восседало существо, похожее сразу и на рыбу, и на птицу: плоское, как у филина, “лицо”, большие круглые глаза, перьевые пучки-уши. Но вместо клюва болтался длинный, похожий на комариный хоботок. Ниже шеи — плоское рыбье тело, покрытое крупной чешуёй, но длинные тонкие ноги. Эта тварь не могла похвастаться большими зубами, да и руки у неё было всего две. Но зато на них бугрились мышцы, да и шестипалые ладони заканчивались длинными иссиня-чёрными когтями.
Обе твари переглянулись, встали и синхронно двинулись к Тимофею.
Заорав от ужаса ещё громче, он рванулся вглубь сарая, сдёрнул со стены топор и бросился на чертей.
Мохнатый снеговик впепился в его руки, повис на них, а сам вытянулся вверх и клацнул зубами у самого лица Тимофея, едва не тому откусив нос. Благо тот всё же успел отдёрнуть голову.
Рыбоптица повисла у Тимофея на плечах, пытаясь уронить его навзничь, и больно пинала в спину и по ногам.
Но сын кузнеца был крепким парнем, и даже нечисти было нелегко с ним совладать. Он сумел стряхнуть с себя чудищ и бросился к выходу из сарая.
Но черти преградили ему путь.
Парень размахивал топором, выкрикивая фразы из молитв вперемешку с матерной бранью, но чудища и не думали его выпускать.
Рыбоптица поглядела вниз, явно намереваясь схватить человека за ноги и повалить на пол, а мохнатая тварь скалилась и всеми тремя руками загораживала дверь.
— Врёшь, просто так не возьмёшь!
Тимофей быстро шагнул вперед, взмахнув топором и вкладывая в замах всё движение тела. Мохнатая тварь отшатнулась, но поздно — страшный удар обрушился на неё. Лезвие топора развалило напополам два верхних шара из тела чудища и застряло в третьем.
Пошатав топор туда-сюда, Тимофей всё же его вытащил. В воздухе тошнотворно пахло кровью и — странное дело! — свежескошенной травой. Разрубленная пополам мохнатая тварь булькнула, взвизгнула и рухнула на пол, дергаясь в агонии.
Не теряя времени, Тимофей рубанул рыбоптицу по шее. Точнее, хотел рубануть, но промахнулся, и удар скользнул по груди и плечу твари. Чудище свирепо засвистело, встопорщило хоботок и, неуловимо быстрым движением опрокинув Тимофея на пол, село всей тушей ему на грудь.
Внезапная слабость охватила парня. Руки и ноги стали тяжёлые, будто налились свинцом. Он пытался сбросить с себя рыбоптицу, но ничего не получалось. Туша чудища давила, не давая вдохнуть, в глазах темнело, а лёгкие горели огнём от нехватки воздуха.
Тимофей ругнулся в последний раз, и его сознание угасло.
…Вся деревня Киселиха стояла на ушах. Несмотря на ненастную погоду, все выбежали на улицу, кроме совсем уж немощных стариков и младенцев.
Что-то случилось, но что? Слухи росли, как снежный ком, летящий с горы.
Со всех сторон раздавались взволнованные возгласы:
— Убили, убили!
— …Там кровища по стенам!
— За отцом Макарием послали уже?
— Как курей зарубил! Ррраз — и всё!
— Ох, что ж это делается?! Матушка, царица небесная, спаси нас!