Пока туда, пока сюда, вот и стемнело. Ещё раз проверив живность и задав всем корма, Катя ушла в дом. Там она, открыв окно, зажгла лучину и села за шитьё. Наскоро заштопав сарафан, Катя взялась за полотенце. Но на уме у неё была явно не работа: девушка задумчиво смотрела то в потолок, то в окно и не столько шила, сколько колола пальцы.
Наконец она отложила шитьё в сторону, поднялась с лавки и открыла сундук. Оттуда она достала зеркало и небольшую коробку. Поставив зеркало на стол, девушка зажгла рядом свечу и открыла коробку.
В ней хранились девичьи сокровища: цветные ленты, бусы, вышитые бисером нарядные повязки и даже небольшой кокошник.
Катя занялась примеркой. Она прикладывала к волосам ленты, а ко лбу — бисерные повязки; надевала на шею бусы или наскоро вплетала их в волосы и снова распускала. Девушка улыбалась своему отражению в зеркале, корчила забавные рожицы, а иногда вскакивала на ноги и пускалась в пляс, что-то напевая.
Столько милого кокетства, лёгкой игривости и упоения жизнью было в движениях девушки, что ведьмаку даже стало неловко. Счастливая, полная жизни девушка, с которой скоро случится что-то страшное, но она ещё об этом не знает…
Ефрем искоса поглядел на Евдокию. Она неотрывно смотрела в плошку, и по щекам текли ручейки слёз.
…Вот Катя взяла в руки ярко-голубую ленту и грустно вздохнула. Улыбка погасла, а лицо девушки стало печальным. Катя прикрыла глаза и, совсем как мать, прикусила губу. Казалось, девушка вот-вот заплачет.
— Эту ленту ей Савва подарил, — шёпотом сказала Евдокия. — Жених ейный… Три года назад поехал на Урал, на прииски наниматься, да так и пропал без вести. Его уже все мёртвым считают. А Катька ждала, о других и слышать не хотела. Хотя звали замуж… Её в деревне прозвали — “мертвякова невеста”. Я её ругала, говорила: не жди зря, так в девках и просидишь. А она только рукой махала…
Ведьмак понимающе кивнул.
…От игривого настроения Кати не осталось и следа. Держа в руках голубую ленту, она задумчиво смотрела в зеркало. Девушка погрузилась в свои мысли так глубоко, что не услышала шаги и голоса за окном.
По улице шли двое молодых мужчин, явно одетых “на выход”: высокие начищенные сапоги, новые рубахи. Тот, что был выше и шире в плечах, по самые глаза зарос густой рыжей бородой. Его звали Тимофей Бучалин. Ему было 25 лет, и он был сыном зажиточного кузнеца. Недаром парень шёл в покупной щегольской рубахе, зелёной в белый горох.
Рядом шагал двоюродный брат Тимофея, Иван Комаров. Его мать приходилась Тимофею родной тёткой. Иван был младше на 3 года и во всём подражал старшему родичу: перенимал его походку, манеру одеваться и даже привычку орать и махать кулаками по любому поводу.
Оба были пьяны настолько, что им в равной мере хотелось и любви, и драки. Но, будто назло, деревенские улицы и дворы пустовали. Час был поздний, и уставшие за день люди или уже спали, или ложились спать.
Только два молодых буяна колобродили по Киселихе.
— Скучно здесь! — сказал Тимофей, плюнув под ноги и растерев плевок скрипучей подошвой сапога. — И кабак скучный! Ни тебе музыки, ни форсу какого. Выпил стоя, и всё, проваливай. То ли дело в городе!.. Столы, лавки, картинки на стенах висят, а где-то и коврики постелят. Кабатчик со всеми здоровается. А тут…
Тимофей снова сплюнул.
— И девки в городских кабаках есть… — мечтательно закатил глаза Иван. — Тимоха, а ты чего в Рыбинск не переберёшься? Там на фабрику или в лавку какую устроишься. Деньги у тебя водятся, на домишко на окраине, чай, хватит. А не хватит, родня поможет. Из общины-то ваше семейство всё одно вышло.
— Да я бы давно перебрался! — с досадой сказал Тимофей. — Кабы один был… Я батяне только заикнулся, что в городе жить хочу, он в крик: “Чего удумал, паршивец! Мать, гляди, первенец нас на старости лет бросает!”. Всё… Да и жена с дитями на шее висят.
— А чего ты второй раз-то женился? Как Нинка в родах померла, так и всё, ходил бы сам по себе.
— Да ну, какое хозяйство без бабы? Работа ж стоит, — пожал плечами Тимофей. — И сыну пригляд нужен. Надо жениться.
— Бабий век недолог, глядишь, и вторая жена у тебя не заживётся, — не подумав, ляпнул Иван и сам испугался. Он бросил быстрый взгляд на братца: не обиделся ли, не разозлился ли вспыльчивый родич?..