Если верить сохранившимся хроникам, то за каких-нибудь шестьдесят лет в Беверли появились сто восемьдесят шесть убийц, двести восемь несостоятельных должников, пятьдесят четыре вора и свыше пятисот прочих преступников. Все эти люди пришли искать защиты у святого Иоанна Беверлийского. И не то, чтобы пришли, а примчались — так, словно за ними гнались все бесы преисподней (полагаю, так оно и было). Некоторые из этих бедолаг заявились из самого Лондона! Но почему? Неужели они не могли найти церкви поближе, чтобы очиститься от прегрешений? Или же преступники считали, что никто не обеспечит им такой защиты, как святой Иоанн Беверлийский?
В здании церкви мне продемонстрировали массивное саксонское сидение, вырезанное из цельного камня. Это так называемый «фридстул», достигнув которого, беглецы обретали вожделенную безопасность. В дальнейшем зона защиты распространилась на всю территорию в радиусе мили от храма.
В старину здешние края славились многочисленными колониями бобров. Собственно, и свое название Беверли получил благодаря этим животным: «бивер» (бобер) плюс «ли» (луг). Вот и получилось (с небольшой коррекцией) «Беверли», то есть бобровый луг.
К своему удивлению, на берегу реки я действительно обнаружил бобров, занятых обычной работой. А на небольшом расстоянии от города располагалась, наверное, самая удивительная верфь во всей Англии. Устроена она прямо в поле! На стапелях стояло четыре судна в различной стадии готовности. Вокруг них суетились рабочие с молотками, а поодаль под навесом попыхивали кузнечные горны. Оттуда доносился мерный перестук — кузнецы прилаживали заклепки на металлические пластины.
Это, пожалуй, самый амбициозный проект современного Беверли. Местные судостроители обеспечивают халлских рыбаков великолепными траулерами. Правда, есть одна сложность: поскольку река здесь слишком узкая, то суда приходится спускать со стапелей боком, как делается в Селби. Меня чрезвычайно тронула чисто сельская уединенность здешней верфи. Она выглядит почти нелегальной — как если бы трудолюбивые бобры Беверли тоже (по примеру Вильгельма Завоевателя) не желали «нарушать покой святого Иоанна».
4Я осматриваю величественное аббатство Селби и воскрешаю в памяти древнюю историю его создания.
Произошло это в те времена, когда Вильгельм Завоеватель только готовился к своему походу на Англию. Пока норманнский герцог поглядывал в сторону соседнего острова, некий французский монах по имени Бенедикт истово молился перед алтарем аббатства святого Германа в Осере. Главной местной реликвией являлся средний палец с правой руки святого Германа.
Юный монах мечтал о великих подвигах во имя веры. А пока он молился в надежде, что всемогущий Господь укажет ему путь, по которому следует идти. Очевидно, молитвы его были услышаны, потому что в один прекрасный день юноше явился сам святого Герман. Явился и молвил:
«Отправляйся в Англию, в место под названием Салебия (Селби), и там возведи храм в мою честь и во славу Божию».
Бенедикт глубоко почитал своего святого — возможно, больше, чем любой другой монах в Осере. Но вместе с тем он был страстным патриотом родной Франции, и сама мысль о необходимости переселяться в далекую, незнакомую Англию наполняла его сердце печалью и отвращением. Юноша все медлил и откладывал отъезд. Тогда Герман вторично явился монаху и повторил свой приказ. А поскольку тот продолжал упорствовать в нежелании ехать, святой не поленился и в третий раз прийти к юноше. На сей раз он уточнил требования: Бенедикт должен взять хранившийся на главном алтаре палец Германа и отвезти его в Англию. Кроме того, святой потребовал, чтобы монах нанес себе увечье — проделал дырку в предплечье, и обещал, что тот не почувствует ни боли, ни каких-либо неудобств в виде воспаления или горячки. Якобы священная реликвия защитит Бенедикта от всех бед, включая опасности далекого и небезопасного путешествия.
Пришлось юноше повиноваться.
Отправился он в Англию, но, видно, что-то напутал, так как прибыл не в Салебию (то бишь в йоркширский Селби), а в город под названием Салисберия (нынешний Солсбери в Уилтшире). Хорошо, что святой Герман приглядывал за своим протеже. Не успел Бенедикт осесть на новом месте и приступить к долгому и хлопотному строительству, как святой вновь явился и наставил незадачливого монаха на путь истинный.