— Это я понимаю… — вздохнул Рублев.
— Будто и не знаете, что я на свое место подготовил равноценного человека. Миша Самсонов работает не хуже меня. Вдвоем нам стало тесно.
— Ему далеко до тебя! Да и смотря какая работа. Еще заковыряется.
— Ручаюсь, что нет! А если что, свистните — приеду, подскажу.
Рублеву ничего не оставалось делать, как согласиться.
— Твоя воля, — сказал он. — Желаю успеха. Держи нашу марку, будь таким, каким тебя воспитали на заводе.
Об этом напутствии Иван помнил весь сегодняшний день…
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
— А все-таки он не пошел, — говорил Куницын про Буданова, едва поспевая за Ремизовым. Тот молча быстро шел, размахивая руками и глядя вперед. Лицо его было серьезно. — Видать, трезвенник, — продолжал Куницын. — А может, корчит из себя?..
Они приблизились к вырытой канаве. Ремизов прыгнул и оказался на другой ее стороне. Куницын тоже хотел прыгнуть, но раздумал — канава была широкая и глубокая. Увидев положенную поперек доску, прошел по ней.
— А может, брезгует? — крикнул он вдогонку Ремизову.
Андрей, не поворачивая головы, скосил глаза:
— Не пошел, ну и хрен с ним.
Возле них с визгом остановилась легковая машина. Открылась передняя дверца, и из нее показалась голова Петухова.
— Куда же вы?
— Я домой, а он в школу, — Куницын кивнул на Ремизова.
— А то поедем ко мне, «самоплясом» угощу, — широко улыбнулся Петухов. — Квартира у меня большая, посидим, потолкуем…
— Дело говорит! — прокричал Лисенков, сидевший на заднем сиденье.
— Поехали, поехали! — заторопил Петухов.
Он вылез из машины и втолкнул в нее Куницына и Ремизова. Андрей упирался, но все-таки сел.
Петухов ловко вертел баранкой, пока они наконец из переулков не выехали на главную магистраль.
— Что ж, не уговорили новенького? — с ехидцей спросил Лисенков.
— Видать, идейный! — хихикнул Петухов. — С нами не потащится.
— Ничего, приучим, — многозначительно произнес Лисенков.
Эта его многозначительность не понравилась Ремизову, но он промолчал. Ему было невесело: в школу не пошел, домой тоже. Жена будет пилить, это факт. Он представил себе худенькую, всегда занятую чем-нибудь Нину, и ему стало жаль ее.
Петухов ехал лихо, обгоняя машины. Куницын смотрел вперед, с лица его не сходила улыбка. Ему мало доводилось ездить в легковых машинах, и теперь его переполнял какой-то восторг.
Свернув в переулок, Петухов подкатил к собственному гаражу. Вышел из машины, зачем-то осмотрел одно колесо, потом другое, ударил ногой по сильно изношенной шине и жалобно проговорил:
— Скаты-то совсем лысые, сменить давно надо, да где их достанешь? — Он шумно вздохнул, потом достал ключи, открыл железную дверь гаража.
Гараж был просторным. В одном углу стоял слесарный верстак, в другом — компрессор, от него тянулся резиновый шланг с распылителем на конце. Здесь же стоял сварочный аппарат. Ремизов знал, что Петухов ремонтировал и красил частные машины, но не представлял, до какой степени у него все механизировано.
— У тебя целая мастерская, — не удержался он.
— Какая мастерская? Люблю, чтоб под рукой все было. Себе что починить, друзьям. Машину-то надо как-то оправдать… Ну пошли, пошли, — он оттеснил Ремизова от двери гаража.
Они поднялись в квартиру Петухова. Хозяин усадил всех за стол. Вошла жена, полная, грудастая, коротко подстриженная, что мало шло к ее круглому лицу.
— «Самоплясу»! — распорядился Петухов.
Она повернулась на толстых ногах и вышла. Через минуту вернулась и поставила на стол две бутылки с желтоватой жидкостью.
«Самопляс» был настоян на меду, пился легко.
— Ну как? — улыбнулся Петухов.
— Высший сорт! — воскликнул Лисенков, на лице которого от выпивки появились красные пятна.
— Куда твой коньяк! — проговорил Куницын, он явно захмелел. — Тот клопами пахнет, а это — амброзия!
Лисенков, запрокинув голову, захохотал.
— Коньяк с ханкой перепутал, три косточки за три звездочки посчитал, — съязвил Ремизов. — Смотри, жену не перепутай, попадешь к другой — глазунью состряпает.
Лисенков затрясся от хохота. Достав платок, он вытер выступившие от смеха слезы. Умильно посмотрел на Петухова.
— Душа у тебя, Сеня, широкая, все для товарищей делаешь.
— А то как же? — ответил тот, вновь наполняя стаканы.
— Да-а, дружба — это все, — сказал Лисенков, — ради нее надо на все идти.
— Мы так и делаем, — пьяно отозвался Куницын.