— Андрей Ремизов. — Потом с усмешкой кивнул на человека с морщинистым лицом: — А это Семен Петухов.
Ремизов повел новичка по мастерской. Они миновали еще одну комнату и вошли в помещение с четырьмя окнами. Здесь стояли сверлильные станки и слесарные верстаки с маленькими настольными тисочками. На одном из верстаков лежал яркий молодежный журнал.
Вскоре в мастерской появился и ее заведующий Никанор Никанорович Кочкарев, с которым Иван познакомился накануне. Из-под крутого лба недобро смотрели свинцовые глаза. Увидев Ремизова, листающего журнал, Кочкарев кашлянул, но, убедившись, что на Андрея это не произвело никакого впечатления, подошел к нему:
— Не время читать. Дай сюда журнал!
— Посмотрю, потом отдам, — не отрываясь от иллюстраций, невозмутимо ответил Ремизов.
Никанор Никанорович сдвинул брови. На лбу образовались две вертикальные складки, лицо и шея побагровели.
— Ну ладно… С тобой мы поговорим позже, — процедил он сквозь зубы и, велев Ивану занять свободный верстак, вышел.
Иван проводил взглядом его могучую спину. Эта мимолетная сцена неприятно поразила его: он не мог понять ни враждебности Кочкарева, ни ершистости Ремизова. Хотел подойти к нему, но, видя, что тот упорно продолжает читать журнал, занялся своим делом. Оглядел верстак, с трудом выдвинул из него до краев наполненные чугунными дисками ящики. Диски надо было куда-то убрать. Он вытащил их на верстак, сложил один на другой и спросил Ремизова, куда их отнести. Тот, посмотрев на гору дисков, отбросил журнал, подбежал к Буданову, снял добрую половину их и молча направился к двери. Иван, подхватив оставшиеся диски, последовал за ним. Они прошли через всю мастерскую в кладовую, которая находилась рядом с кабинетом заведующего. Кладовая была узкой и тесной, по обеим сторонам стояли стеллажи, заставленные старыми, покрывшимися пылью приборами и деталями.
— Не нравится мне этот Кочкарев, — сказал Ремизов, останавливаясь в проходе и складывая диски на полку. — Чересчур властолюбив: не успел приступить к делу, а уж сколько раз на рабочих собаку спускал.
— Разве он недавно тут? — спросил Иван.
— Несколько месяцев. Я давеча нарочно не подчинился, разозлить хотел.
— Разозлить… Зачем?
— Хотелось знать, что он со мной сделает, уж больно любит людей запугивать. Другой бы сказал: в рабочее время посторонними вещами заниматься нельзя, и все бы тут… Нет, этот хочет, чтоб одного его вида боялись, насупит брови — дрожи. Ну, голубчик, не на таких нарвался: мы не лошади, и кнут нам показывать незачем.
«Вот оно в чем дело», — подумал Иван, приглядываясь к Ремизову. Одет он был небрежно: ботинки с обшарпанными рыжими носами, серые брюки в масляных пятнах, на глаза нахлобучена кепка с коротеньким козырьком.
Они разговорились. Иван узнал, что Ремизов работает в мастерской полгода, и удивился, когда тот сообщил, что учится в девятом классе вечерней школы.
— В инженеры думаешь?
— Где уж там! — махнул Андрей рукой. — Хоть бы десятилетку дотянуть.
В коридоре раздался сердитый окрик Кочкарева, а вслед за ним чей-то оправдывающийся тонкий голос.
— Опять кричит, — сказал Ремизов.
— На кого это он?
— Да тут на одного парнишку, Павла Голубенко. Отец у него погиб на фронте, мать больная. Он окончил десятилетку, работает и учится в вечернем институте… Никанор сегодня не в духе, будет теперь орать на всякого, ему только поддайся.
Иван спохватился: надо скорее оборудовать верстак, установить тиски и приняться наконец за работу, по которой он сильно соскучился. Они с Ремизовым вышли из кладовой.
В проходе около тумбочки стоял худощавый юноша в очках и рассеянно вертел в руках вороток.
— Голубенко! — крикнул Ремизов. — За что это тебя отчитывал Кочкарев?
Тот поднял голову и недовольно посмотрел на Андрея. Видимо, вопрос был ему неприятен.
— Так… — ответил он уклончиво.
В его глазах было столько неподдельной грусти, что Буданов посочувствовал парню. Однако дело не ждало. Он потрогал громадину верстака — тот качался. Надо было закрепить «тело».
Из-под верстака он вылез пыльный и потный, но вполне удовлетворенный. Отряхнулся, привел себя в порядок и с помощью того же Ремизова выписал инструмент.
Через несколько минут он был у Кочкарева в кабинете. Тот сидел за столом. Увидев новичка, изобразил крайнее недоумение: обычно, когда рабочие в первый раз выходили на работу, весь день тратили на оборудование верстака, выписку инструмента, а этот явился, не дав заведующему хорошенько подумать, какую поручить ему работу. Он достал пачку эскизов, просмотрел ее, потом поднялся и повел Ивана в мастерскую. Тот следовал за ним, поглядывая на блестящие задники новых ботинок, на стрелки тщательно отутюженных брюк Кочкарева. «Никчемное пижонство, игра в респектабельность», — неприязненно подумал он.