Цитаты – это еще полбеды. Куда более странное впечатление произвели на меня обильные, щедро по тексту разбросанные анахронизмы. Говоря это, не имею в виду пластиковые бутылки в весеннем лесу XV века. Это-то как раз уместно и сообразно: если уж век пластмассы столь долог, что явившимся на свет божий в наши дни и счастливо избежавшим попадания в мусоросжигатели изделиям из ПВХ суждено как минимум узреть второе пришествие, то отчего бы им не полюбоваться заодно и первым, засорив собой не только будущее, но и прошлое?
Нет, отнюдь не пресловутые полторашки мозолили мне глаза по ходу чтения, но какое-то маниакальное упорство, с коим автор стремился нашпиговать свой «неисторический роман» вполне историческими деталями и фразами, заведомо не имеющими никакого отношения к заявленной в тексте эпохе. Не сомневаюсь, что сделано это было умышленно, но тем хуже, ибо вышло горе от ума – писатель просто перемудрил, переиграл, перехитрил сам себя. К примеру, информация о том, что побывавший в руках средневекового юродивого калач улучшал обмен веществ, безусловно, ценна, но как-то не вполне своевременна, не находите?
К счастью, там, где Евгению Водолазкину изменяло чувство меры, на выручку ему неизменно приходило чувство юмора. При всем своем трагизме «Лавр» – местами очень веселый роман. Чего стоит один только проникнутый мягкой иронией и легким сарказмом эпизод с участием польского купца. Сначала этот персонаж замечает: «Вы, русские, очень любите говорить о смерти, и это отвлекает вас от устройства жизни», а потом добавляет, что уж в Польше-то у людей с жизнью полный порядок и что те хоть «умирают, конечно, но все реже и реже».
Заключительная, третья часть романа, к сожалению, получилась самой невнятной и дряблой. Автору будто пороху не хватило – словно истратился он весь на дебют и середину. Зато финал, что называется, уродился: просто блестяще была передана атмосфера благости и просветленности, каковая, по идее, и должна окружать процесс канонизации истинного святого. Тут писатель не слукавил и не сфальшивил, за что ему мое большое и искреннее читательское спасибо.
Роман Евгения Водолазкина «Лавр» можно прослушать в одном из трех исполнений. Текст книги читают Александр Сулимов, Надежда Винокурова и Егор Серов.
Ознакомившись со всеми тремя вариантами, могу сказать: все три хороши настолько, насколько это вообще возможно в случае с текстом подобной сложности (обилие устаревших и специальных терминов, постоянная игра слов, основанная на звукоподражаниях, омофонах, омоформах и т. д.; ну и наконец, неформатная лексика – тоже ведь надо суметь прочесть так, чтобы выглядело как неотъемлемый элемент живой устной народной речи, а не просто как слово из трех букв, написанное на заборе с четырьмя ошибками). Словом, выберите голос, чей тембр комфортней ложится вам на слух, и в добрый путь – счастливого прочтения!
И еще – последнее (самое последнее) китайское предупреждение: роман содержит жестокую (очень жестокую) сцену где-то в первой своей трети. Но! Это не повод (и уж тем более не причина), чтобы книгу бросить читать или не читать вовсе. Поверьте, в жизни происходят вещи и похуже. И это тоже не повод, чтобы немедленно умереть или не рождаться вовсе. Собственно, книга Водолазкина именно о том и повествует, как подобные ситуации переживать, преодолевать их последствия и т. д. По сути, «Лавр» – это такой учебник жизни «несмотря на», «вопреки тому что», а в конечном счете еще и «потому что» и «благодаря тому что».
Коростелев и Холмогоры
Рассказ о простодушном, доверчивом и чутком, как камертон, мальчике Сереже, о его маме, его отчиме – мудром, стихийно интуитивном педагоге Коростелеве и еще много о ком. Эту книгу, на мой взгляд, обязан прочесть каждый родитель и уж тем более всякий, кто избрал педагогику своей профессией. Чтобы ни на минуту не забывать о том, сколь хрупка и уязвима душа доверенного и доверившегося вам ребенка. И еще о том, что у каждого из них – свой предел, свой заветно-заповедный край, свои Холмогоры, вмешательство в которые крайне опасно.
Наверное, это лучшая повесть о детстве. Как и ее экранизация, снятая режиссерами Георгием Данелией и Игорем Таланкиным, – лучший фильм на ту же тему. Каждая фраза маленького Сережи, каждая ситуация – грустная или смешная, в которой ему доводится побывать, – вызывают острое чувство узнавания и сопереживания. Все это уже было, уже происходило с каждым из нас, с нашими родителями и нашими детьми в тот благословенный период, который один из детских классиков заключил в строгие временные рамки: «От двух до пяти». Кстати, не зря тот самый классик после выхода «Сережи» написал автору: «Вы, может быть, и сами знаете, что вы написали классическую книгу, которая рано или поздно создаст вам всемирное имя». Возможно, Корней Иванович Чуковский и ошибся с масштабами, да и само имя автора «Сережи» сегодня едва ли кто припомнит навскидку, но вот имя ее маленького героя или, тем более, его бесхитростный и такой беспощадный вопрос: «Дядя Петя, ты дурак?» наверняка вспомнят многие из нас, если не все.