юности слишком хорошо знает цену благоразумию.
Может быть, самое неприятное в Борисе — то, что он отлично понимает, зачем его маменька
хочет ехать к графу Безухову, и, понимая, поторапливает ее: еще в гостиной, до объяснения с Наташей,
он напомнил:
«Вы, кажется... хотели ехать, maman? Карета нужна?» О нет, он не таков, как его мать
Анна Михайловна. Он умнее. Та в простоте, в слепом материнском инстинкте, готова «хоть два, хоть
три раза, хоть четыре» мчаться на извозчике к «тузам», к министрам, просить, унижаться, обманы -
вать... Он не таков. Даже князь Василий «пристально поглядел на него», услышав, как Борис, «не
выказывая ни досады за резкий тон князя, ни желания вступить в разговор, но... спокойно и почти-
тельно» отвечал ему. Кто знает, о чем подумал князь Василий в эту минуту? Может быть, чутье опыт-
ного светского человека подсказало ему, что Борис Друбецкой далеко пойдет?
Когда, как он всему этому научился? В доме Ростовых, где «с детства воспитывался и года-
ми живал»? Да, как ни странно, именно в доме Ростовых. Борис вызывает у меня отвращение, но это
не значит, что в его жизни все просто и понятно. Наоборот, очень непросто.
Богатые Ростовы взяли на воспитание племянницу Соню. Кроме того, у них постоянно живет
Борис, сын бедной родственницы. Доброта старых Ростовых скрашивает унизительность положения Бо-
риса и Сони, а молодые просто любят их, поэтому Соня долгие годы не задумывается над тем, что
она «облагодетельствованная»; когда же поняла это, она пожертвовала для благополучия дома Росто-
вых своим счастьем. Борис, вероятно, с детства чувствовал горечь от того, что он и мать бедны, вы-
нуждены жить на чужой счет. Еще мальчиком он готовил себя к тому, чтобы добиться, выбиться, про-
рваться к деньгам и карьере. Его не унижали, но он чувствовал себя униженным. В трудном положе -
нии ему оставалось одно: сохранять спокойствие и выдержку, терпеть унизительные хлопоты мате-
ри и мечтать о том часе, когда он будет
покровительственно смотреть на тех, кто сейчас ему покровительствует. Он горд по-своему, но
его гордость порождена самолюбием и эгоизмом.
Вот он поднимается по лестнице в комнату Пьера. Этот первый разговор между ними сыграет
очень важную роль в жизни Бориса, поможет ему выдвинуться; первыми шагами своей карьеры он,
в конечном итоге, будет обязан Пьеру и этой первой встрече, — думает он сейчас обо всем этом, рас -
считывает свое поведение? Вероятно, нет. Кто такой Пьер, чтобы специально обдумывать
свое с ним поведение! Борис естествен, искренен — и это самое удивительное.
Вы помните, чем был занят Пьер? «Он не успел договорить приговора Питту, воображая себя
в эту минуту самим Наполеоном... как увидал входившего к нему молодого, стройного и красивого офи-
цера. Он остановился. Пьер оставил Бориса четырнадцатилетним мальчиком и решительно не по-
мнил его; но, несмотря на то, с свойственною ему быстрою и радушною манерой взял его за руку
и дружелюбно улыбнулся».
Таков Пьер. Конечно, он все перепутал: услышав о графе Ростове, радостно «вспомнил» Бори-
са: «Так вы его сын, Илья...» Мы уже знаем, что Ильей зовут отца Ростова, а сына;— Николаем.
Пьер смущен — сначала оттого, что не может вспомнить молодого человека, затем от путаницы.
Он «замахал руками и головой, как будто комары или пчелы напали на него».
Борис не испытывает ни малейшего смущения, не торопится назвать себя, говорит спокойно,
смело и несколько насмешливо — Пьер ведь не князь Василий, здесь не нужна почтительность.
В удивительном разговоре, который сейчас произойдет, весь характер Пьера — ему неловко
за Бориса, он боится «за своего собеседника, как бы он не сказал чего-нибудь такого, в чем стал бы
10
раскаиваться». Но Борис идет напролом. Он говорит «отчетливо, ясно и сухо, прямо глядя в глаза
Пьеру:
—
...Москва занята сплетнями больше всего... Теперь говорят про вас и про графа.
—
...Все заняты тем, кому оставит граф свое состояние...
—
...А вам должно казаться... что все заняты только
тем, чтобы получить что-нибудь от богача.
«Так и есть», — подумал Пьер. — А я именно хочу сказать вам... что вы очень ошибетесь,
ежели причтете меня и мою мать к числу этих людей. Мы очень бедны, но я, по крайней мере,
за себя говорю: именно потому, что отец ваш богат, я не считаю себя его родственником, и ни я, ни
мать никогда ничего не будем просить и не примем от него».
Бедный Пьер! Он «долго не мог понять, но когда понял, вскочил с дивана... и, раскрасневшись