Мгновение замерло. Нет до и нет после… Затих лес, а вместе с ним моё сердце. Что я делаю? Зачем? Я не могу оторваться от губ, он отвечает мне с такой же нежностью и трепетом. Он несмело усаживает меня к себе на колени, будто боится дотронуться руками, но не отпускает поцелуй пока хватает дыхания.
– Ты мне нужен Прим… ― шепчу, жадно глотая воздух.
– Это хорошо … ― на выдохе шепчет в ответ, возвращая мне поцелуй.
Более странной прогулки домой у нас не было. Всю дорогу мы шли скованные молчанием, рассматривали деревья и дурацкие ягодки, только бы не смотреть друг другу в глаза. Я сейчас не то что говорить о том, что случилось, не могу, я даже думать боюсь об этом. Ощущение его губ и вкус поцелуя… Ммм… Что со мной происходит? Все его жесты, прикосновения и детские объятия за предыдущие годы, вдруг приобретают совсем другой смысл и краски.
Каждый раз, спасая от лавандовых снов, он держал меня на руках, целовал мои слёзы и это казалось лишь жестом заботы, чтобы быстрее успокоить, но теперь… От воспоминаний кожа под поцелуями пылает. Когда это произошло? Когда смысл нежностей между нами изменил своё направление?
Помню, как первый раз он пришел на мой крик, мы были совсем детьми. Мама только начала отходить от депрессии после ухода Матиса. Сонечка приехала от родственников и застала нас не в самый счастливый период жизни. Мать лежала пластом, а я была за старшую в доме. Где взять денег я не знала, те что были уже потратила, поэтому стала проситься в помощницы по уборке, ко всем, кто мог заплатить. В школу не ходила, нужно было нянчить малютку Мэл. В те дни мне некогда было спать, думать о том, что происходит, я думала только о Мелиссе и не умрет ли мама в очередную ночь. Кошмары взяли паузу и дали мне фору на период молниеносного взросления. В один из вечеров пришла Сонечка, увидела эту жалкую картину и всячески пыталась вернуть всё на свои места. Она приготовила ужин, уложила нас спать и принялась приводить маму в чувства с помощью каких-то отваров и лекарств. Это была первая ночь за несколько дней, когда я смогла по-настоящему уснуть, и всё началось.
Стоило закрыть глаза, Морфей увел меня в лес на то самое фиолетовое поле, где цепкие веточки хватали за ноги и затягивали в лавандовую бездну. Каждый раз сон разный, сложно вспомнить отдельно каждый из них, но неизменно одно – ужас, парализует разум и тело своей лавандовой красотой. Прим услышал мои крики и пришел помочь. Наверное, я напугала его своей истерикой, но он держался мужественно и не подавал виду. Прим робко гладил меня по волосам, пытался разбудить, но всё было напрасно, пока я сквозь сон не услышала впервые те самые волшебные слова: «Вернись ко мне». Мне было очень стыдно, что соседский мальчишка увидел меня такой слабой и странной, но в его глазах не было ни капли презрения или отвращения, наоборот, казалось, что так было всегда. А потом прозвучало: «Всегда с тобой», и я поверила ему с первого раза.
Раз за разом объятия становились крепче, а слова теплее. Прим из тощего мальчишки превратился в плечистого юношу шести футов роста, и теперь я находила свой покой не просто в нежных утешениях, но и в его крепких, жарких объятиях. Сейчас, после того неуместного поцелуя, что не идет из головы, я словно чувствую жар от каждого вздоха и касания, что снова и снова крутит у меня перед носом память.
Почему я раньше не думала об этом? Что значили для него эти ночи? Нет, это всё моя воспаленная фантазия. Мне нужно поспать, я слишком устала за смену и утро. Это я его поцеловала, а он лишь ответил, дабы не поставить меня в неловкое положение. Прим любит Триш, а я лишь друг. Была… а теперь даже не знаю кто я. Я всё испортила.
Палящее послеобеденное солнце напекло в голову, подогрев и так кипящие в ней мысли. Я даже забыла о том, как выходила из дома. В гнетущем молчании, мы подходим к дому, робко улыбаемся друг другу на прощание. На крыльце сидит малышка Мэл, играет с куклой, только увидев меня тянет ручки.
– Привет бусинка! ― Беру её на руки и захожу в дом. ― Скучала по мне?
– Да! А у мамы гости, ― ухватившись за мою шею, заявляет Мэл.
Гости?
Мы заходим в холл, на журнальном столике стоит две чашки из маминого любимого сервиза. Она достает его только для очень важных гостей, которых в нашем доме не было со времен, как ушел Матис. Оба высоких кресла развернуты ко мне спинкой, из-за одного из них выглядывает мама.
– А вот и она! Я же говорила, скоро вернется, ― встает с кресла и указывает на меня рукой, ― удивительно правда, что через дверь.
Со второго кресла, встает представительно одетый мужчина – Джудин Дивайс. Джудин… Джудин… Джудин… Что я наделала? Я же люблю его… Я же люблю его?! Как я могла целовать другого парня в лесу в то время, как Джуд готов поставить все что у него есть под удар ради меня. Я совсем запуталась в своей собственной жизни и чувствах.