Я вдруг вспомнила рассказ Лидочки о её детстве. Отец был фермером, каждую весну он покупал маленьких розовых поросят. Лидия любила с ними играть. Она с особым азартом рассказывала мне, какая у маленьких поросят нежная кожа и смешные хвостики. Поросята росли, их кормили досыта, создавали уют и строили уютный сарай, давали понежиться в теплой грязи сколько душе угодно, а к Рождеству звали мясника, после чего мама крутила отменные колбаски к праздничному столу. Похоже, правило «поросенка к Рождеству» популярно не только в семье Лидии. Чем тебе осевшие солдаты Литора не типичный поросенок к Рождеству?
Настроение новых стражей кардинально отличается от привычного для нас. Не могу поверить, что всех тех ребят, о которых я еще вчера говорила «пьянь в погонах» просто взяли и кинули как мясо на съедение волкам. Что теперь будет с Брутусом и Прим? Ожидание… Что может быть хуже?
Смотрю на измученную тревогами маму, внизу Мэл ест печенье с молоком… Я не могу позволить себе слёзы.
– Мама, положи это на место! Всё будет хорошо, ― успокаиваю мать, хотя у самой аж поджилки трясутся.
– Лаванда… Завтра сентябрь, а впереди зима. Всё не закончится за неделю, это только начало. Мы обе считай без работы, и многие сейчас будут без работы, а пока есть шанс найти желающих купить это.
– Нет, мама, нет! ― Бросаюсь к ней, забираю из рук золото и пытаюсь утешить. ― Послушай, хорошие новости есть! Завтра мне нужно идти на новую работу, возможно, меня даже возьмут.
Я глажу её по волосам и изо всех сил удерживаю её взгляд на себе, не даю возможности расклеиться совсем.
– Что за работа? ― оживленно спрашивает она.
– В госпитале, медсестрой. Ты же знаешь, я умею, немного… Меня научат, как правильно делать, и это не бар.
Каждое моё слово, как лучик отражается надеждой на её лице. Немного переведя дух, она складывает кусочек бархата с золотом обратно в потайное место.
– Это у тебя от отца. У него были волшебные руки. Стоило только прикоснуться к больному месту, как боль уходила. Он умел обработать любые раны при том, что не имел нужного образования. Я всегда говорила, что он должен учиться на врача, но он настоял на своем: дескать, на эти деньги не прокормить семью, и ушел в море, ― расплываясь в улыбке говорит мама.
– Ты никогда раньше не говорила, что отец умел лечить.
Как правило, стоит только затронуть тему отца, мама делает вид, что я не с ней разговариваю: вытирает лицо, поправляет платье и выходит из комнаты. Сейчас не исключение, но это, пожалуй, не худший вариант завершения разговора. Во всяком случае, вместо того чтобы впасть в депрессию она спустилась готовить обед.
Хотелось бы хоть раз услышать чуточку больше об отце. Всё что я знаю о нем в основном рассказывала Сонечка, ну и некоторые мелочи такие как например, что мои светлые волосы и серо-голубые глаза достались от отца, рассказывала мама. Когда мне исполнился год отец умер. Я не помню о нем ничего, но очень часто пытаюсь представить какой он был и какой была бы моя жизнь будь он рядом. Странно, но теперь, когда я знаю, что мои способности в оказании первой медицинской помощи тоже частичка его, мысль о работе в госпитале даже вдохновляет.
Глава 17
Смыв с себя следы пляжа, я беру документы и иду в «Барракуду», выяснять, что же теперь будет с рестораном. Необычно и жутко видеть на улицах патрульных с собаками. Возникает чувство, что ты заключенный, которого выпустили на прогулку по территории тюрьмы. Несмотря на то, что ещё только вечереет, а закат не скоро, гражданских на улице очень мало. Успокаивающий и блаженный пейзаж моря и тот испорчен военными кораблями на рейде. От чувства тревоги и ожидания наступления не спрятаться, горожане стараются найти покой в стенах своих домов.
Запах свежих скатертей при входе в «Барракуду» бьет в нос только в моей памяти, в действительности их теперь привозят раз в неделю. Зал на удивление пустой. За баром никого нет, на позициях официантов тоже. Проходя вдоль барной стойки в поисках Дэа, улавливаю тихие голоса из кухни.
– Лидия, где все? ― кричу с порога.
Дэа собрала всех за маленьким столиком на кухне, где мы обычно обедаем. Лукас пьет чай, Вериния опустив вниз глаза сидит у него на коленях. Прим задумчиво вытирает руки от земли, стоя над Донатом, что ковыряет вилкой обед, Лидия и её повара увлеченно слушают администратора. Застывшая ипохондрия в глазах коллег без лишних слов и заявлений дает понять, что эпоха «Барракуды» подошла к концу.
– Я пропустила обед? ― перебиваю их унылую беседу, сообщая о своём присутствии.