Медленно открываю глаза. Стены уложены белым кафелем, я лежу на кушетке покрытой белой простыню, на мне больничная рубашка, как минимум в три раза больше, чем была бы мне впору, тоже белого цвета. Рядом Лидия, она склонилась надо мной. Сегодня понедельник – белый день.
– Привет, малышка. Это я, ― улыбается она. ― Не вставай, тебе нужно отдохнуть.
Мы в больничной палате. Мужской голос, что я слышала сквозь лавандовый кошмар, принадлежит крупному смуглому доктору, что стоит возле моей кровати. Видимо, я отключилась и не помню, как нас привезли в больницу после перестрелки на набережной.
Трогаю пальцами внутреннюю часть ладоней, загибая их в кулак – я не чувствую ран. Неужели их не было? Раны на ладонях и коленях не могли так быстро затянуться. Возможно, они лишь часть кошмара? Нет, этого не может быть! Точно помню, как выбитые стекла разбитого дома врезались мне в руки, кожа на коленях от падения была счесана, всё саднило и кровоточило.
Не отрывая глаз от монотонно мяукающей мне что-то Лидии, трогаю колени – все так же нет ссадин! Они чистые. Из вены на правой руке торчит катетер, вокруг которого образовался огромный синяк. Судя по сине-зеленому цвету, катетер стоит тут не менее недели, явно для капельницы. Что происходит? Где мои раны и зачем мне капельница? Я аккуратно сажусь на кушетке. В голове звенит, как на утро с похмелья, после литра крепкого алкоголя. Ко мне подходит доктор, он достает из маленького нагрудного кармана фонарик и говорит:
– Я осмотрю тебя. Ты не против?
После криков в кошмаре, горло дерет и отекло, больно даже сглатывать. Бросаю взгляд на Лидию, она ведет себя спокойно, значит мне ничего не угрожает. Одобрительно киваю в знак согласия.
– Давай как обычно мы делаем, ― светит мне в глаза, проверяя реакцию. ― Я спрашиваю, а ты отвечаешь не задумываясь, ― говорит доктор.
Яркий свет – точно вспышки из лавандового кошмара, от него по телу пробегает дрожь.
– Как тебя зовут?
– Лаванда Мейсон, ― хриплым голосом отвечаю я.
Мой голос очень тихий, сквозь хрип сложно разобрать слова, но даже эти звуки отнимают много сил.
– Сколько тебе полных лет?
– Семнадцать.
– Ты знаешь кто я?
– Нет.
Доктор бросает резкий взгляд на Лидию, потом возвращает на меня и глубоко вздыхает. По его глазам несложно прочитать, что ответ неверный, но я действительно вижу его впервые.
Воспоминания о вчерашнем вечере не такие, как любые другие, они словно окутаны дымкой. Не уверена, что это вообще воспоминания. Мои руки и колени целые, а доктор видел меня не единожды. Иначе, как объяснить его «давай как обычно»? Возможно, не было вовсе ни девочки, ни зайчика в крови, ни кораблей. Никто не умер. Все живы. Не было никакого нападения. Это всё мои страхи и лавандовые сны, да и только.
– Расскажи о себе. Что последнее ты помнишь? ― просит доктор.
Сердце бьется быстрее. Рассказать про лавандовые сны? Я не готова открывать свои страхи. Громко тикают настенные часы – они белые.
– Сегодня понедельник? ― не выдерживаю держать в себе томящий вопрос.
Лицо Лидочки озаряется надеждой. Они с доктором переглядываются, обмениваясь многозначными улыбками.
– Да, понедельник, ― отвечает смуглый доктор. ― Последнее, что помнишь это воскресный день?
– Я не уверена, что это воспоминания… ― шепчу, глядя на ладони.
– Просто расскажи про то, что тебе кажется последними событиями из жизни.
Последним, с какой стороны?
– Мой дом – Литор. В школе был выпускной. Работать официанткой мерзко. Море меняет цвет в зависимости от настроения. Вчера был последний день лета, и я обгорела, ― с трудом выговариваю я.
Разглядывая свои руки и ноги, я замечаю, что кожа белая, это заставляет меня сделать паузу и ещё раз задуматься над тем, что моё «вчера» – очередная игра разума, но я всё же продолжаю говорить:
– Обстрел кораблей отвлек внимание от наступления мятежников, они зашли со стороны леса. Всё гражданские, что были в доме, куда попал снаряд, погибли.
Лидия старается делать вид, что всё нормально, но я вижу отчаяние. Доктор слушает мой пульс и вынимает катетер из вены. От черно-зеленого синяка болит вся рука, даже больно сжать пальцы. Тело ломит, будто меня избили.
– Меня зовут доктор Ролло. Я главный врач военного госпиталя.
Не успел он договорить, как в палату со всех ног влетает Джудин. На нем белый врачебный халат. Непривычная щетина на лице, как ещё одно доказательство того, что моё «вчера» не соответствует реальности. Джудин заключает меня в объятия, слишком сильные для меня сейчас.