— Да, вы, конечно, правы, сэр, — с чувством горечи согласился с Рэншэлом майор Райт.
Он закурил сигарету, прошелся по мостику линкора и проговорил задумчиво:
— А русские, значит, оказались верными слову, несмотря ни на что…
— Что именно имеете вы в виду? — не понял генерал Рэншэл.
— Взрыв, который произошел у них в Сибири.
— А, это! — усмехнулся генерал и пояснил: — Ничего особенного там, оказывается, не произошло. Один из военных инженеров объяснил мне, что они взорвали заряд длиною в семь километров и весом до тридцати тысяч тонн. Им нужно было изменить течение одной из сибирских рек, и они с успехом сделали это.
— Но позвольте, а где же тогда злополучный Дэвис? — недоуменно проговорил Райт.
— Дэвиса русские, конечно, поймали, в этом у меня нет ни малейшего сомнения. А шума из-за этого не подняли пока по той причине, что, помогая нам, одержали такую политическую победу, в сравнении с которой даже самый грандиозный международный скандал — ничто. Они ведь конкретным примером доказали нашему народу и всему миру не только возможность, но и неизбежность мирного сосуществования.
— Безнадежны, значит, наши дела? — упавшим голосом спросил майор Райт.
— Почему же? — удивился Рэншэл. — Просто нужно искать каких-то новых, более реальных путей успешного соревнования с коммунистической системой.
А в это время Чарльз Каннинг произносил очередной свой тост за свадебным столом в ресторане «Космос»:
— Мы уже достаточно выпили за здоровье молодых, и можно считать, что оно им обеспечено. Нужно позаботиться теперь и об их счастье, которое, к сожалению, зависит не только от того, как сложится их личная жизнь. Предлагаю поэтому выпить за торжество того самого здравого смысла в отношениях между народами, который так блистательно восторжествовал над безумием в эти исторические дни.
— А так как восторжествовал он не без нашего участия, — в тон своему редактору добавила Керри, — то выпьем и за тех, кто помогает торжеству этого здравого смысла!
1958
ПЛЕННИКИ «БОЛЬШОГО ДЖО»
НЕПРЕДВИДЕННОЕ…
Может быть, это было бы и не так страшно, если бы не погас свет. А он погас почти тотчас же, как только дрогнул под ногами бетонированный пол. Изображение на телевизоре исчезло раньше, но экран его все еще мерцал зеленоватым призрачным светом.
Все это было так неожиданно, что генерал Хазард, кажется, впервые в жизни растерялся. Ему показалось даже, что в подземном убежище никого больше не осталось в живых. Сам он по-прежнему сидел в кресле перед столом, на котором стояли телевизоры, но все его большое, грузное тело казалось ему парализованным. Пронизали ли его стремительные потоки нейтронов и гамма-лучей невидимой проникающей радиации, или это от страха онемели так конечности, он не знал, но все еще не решался шевельнуть ни рукой, ни ногой…
А ведь каким безопасным представлялся ему этот взрыв еще совсем недавно! Хазард лично осмотрел мощные бетонированные стены подземного убежища и стальные щиты, перекрывавшие два его отсека. Все отличалось необычайной прочностью и добротностью отделки. Самый строгий инспектор не смог бы тут ни к чему придраться. Да и глубина была такая, что казалось не страшным очутиться даже под эпицентром взрыва «Большого Джо».
Все, что произошло только что., было просто недостижимо. Сила взрыва оказалась, значит, куда более значительной, чем предполагалась…
Генерал Хазард не был, конечно, таким храбрым, каким старался казаться, но его нельзя было назвать и трусом. Однако в первое мгновение он совершенно растерялся. Даже сознание, что он все еще жив, не очень обрадовало его: генерал почти не сомневался, что безнадежно поражен лучевой болезнью.
«А что же с другими?…» — мелькнула на мгновение не очень тревожная мысль: теперь, когда он сам обречен, другие мало его интересовали. Но так как одиночество не могло не пугать Хазарда, генерал решил на всякий случай удостовериться, действительно ли он один заживо погребен здесь, или уцелел и еще кто-нибудь.
— Эдди! — слабым голосом позвал он своего адъютанта.
— Да, сэр, — чуть слышно отозвался лейтенант Эдди Олд.
— Вы живы, Эдди?
— Кажется, сэр…
Хазард попробовал шевельнуть рукой. Это удалось ему без особого труда. Но зато почувствовал вдруг, что его стало слегка поташнивать, а это, как он знал, являлось вернейшим признаком лучевой болезни. Ему, правда, было известно также, что болезнь не могла сказаться столь скоро, что существуют какие-то стадии развития ее, но сейчас все это вылетело из головы, и ощущение обреченности всецело завладело его чувствами.
Хазарду снова все стало безразличным. Ни о чем больше не спрашивая адъютанта, он снова замер в своем кресле, беспомощно откинувшись на его спинку. До слуха его, однако, стали вскоре доноситься из противоположного конца подземелья чьи-то негромкие проклятья. Было похоже, что находился тут и еще кто-то, кроме Эдди Олда.
— Зажгите же хоть что-нибудь, Сэм, — услышал он глуховатый голос Медоуза.
Значит, старик профессор тоже жив. А проклятья, доносящиеся из дальнего конца подземелья, принадлежат, конечно, радиотехнику Сэму Квелчу. Это он громыхает там какими-то ящиками, отыскивая, видимо, аккумуляторы.
Вспыхнувший свет показался Хазарду таким ослепительным, что он вздрогнул невольно и зажмурился.
— Электростанция наша вышла из строя, — щелкая рубильником, проговорил Квелч таким будничным тоном, будто ничего особенного и не произошло. — Придется переходить на аккумуляторы.
— Ну, а телевизор?… Разве он выключился только из-за отсутствия питания? — снова раздался голос профессора Медоуза.
— Наверно, пострадал и передатчик, — не очень уверенно ответил Квелч.
«Как могут они болтать о таких пустяках?…» — с досадой подумал генерал Хазард.
— Вы бы поинтересовались лучше соседним отсеком, — проговорил он устало. — Живы ли они там?
Эдди Олд, молодой щеголеватый лейтенант, уже возившийся возле стального щита, перекрывавшего вход во второй отсек подземного убежища, торопливо ответил генералу:
— Щит их отсека, видимо, заклинился от сотрясения. Подъемный механизм его не работает.
— Ну так постучите им чем-нибудь! — начиная злиться, приказал Хазард. — Неужели сами не можете этого сообразить?
Злился же он не столько на своего адъютанта, сколько на профессора Медоуза, который должен был сказать наконец, подверглись они облучению проникающей радиации или нет?
Лейтенант Олд чем-то металлическим стал бить в стальной щит. Подземелье наполнилось глухим, унылым гулом. А когда умолкли звуки, похожие на похоронный звон, все настороженно прислушались. Эдди Олд даже приложил ухо к стальной плите.
— Могильная тишина, — первым нарушил молчание радиотехник.
— Да, — подтвердил лейтенант, — за щитом никаких признаков жизни.
— Может быть, поразила их ударная волна или проникающая радиация? — с тревогой спросил Квелч.
— Не думаю, — ответил профессор.
Генералу показалось, однако, что Медоуз произнес это не очень уверенно, и он спросил его:
— Ну, я нас?…
— У нас пока все благополучно. Мы ведь не слышим щелчков счетчика зараженных частиц.
— А он не испортился?
— Другие дозиметрические приборы тоже не дают пока никаких показаний.
Профессор постучал ногтем по застекленной шкале одного из рентгенометров и предложил Хазарду лично взглянуть на него, но генерал сделал вид, что это его мало интересует. Апатии его теперь как не бывало. Он довольно проворно поднялся со своего кресла и несколько раз прошелся по просторному помещению, разминая мышцы ног с таким усердием, будто просидел тут неподвижно не менее суток.