— А может быть, матросам не следовало этого говорить? — вяло произнес Диксон, как только Дадли вошел в его шалаш.
— Нет, сэр, этого нельзя было не сказать, — убежденно заявил Дадли. — Доктор подтвердит вам это.
— Да, это верно, Эдгар, — уныло согласился Стоун. — Вы не знаете, Дадли, сколько уже взорвано атомных и термоядерных бомб за весь период их испытания?
— С тысяча девятьсот сорок пятого года по сегодняшний день около ста пятидесяти. Причем энергия, освобожденная этими взрывами, равна по мощности примерно трем тысячам атомных бомб, сброшенных в свое время на Хиросиму и Нагасаки.
— Представляете теперь, сколько продуктов радиоактивного распада накопилось за это время в атмосфере? — заключил Стоун. — Да еще мы сами подорвали в каких-нибудь двухстах километрах отсюда такую штуку, как «Большой Джо». И вот все эти радиоактивные вещества не только оседают теперь на поверхность земли, но и поглощаются растениями, плоды которых становятся от этого радиоактивными.
— А не слишком ли вы, Фрэнси, и ваши коллеги по медицинскому миру преувеличиваете угрозу этой радиоактивности? — спросил Диксон. — Насколько мне известно, радиоактивная пыль существует извечно. Я бы даже сказал, что частицы радиоактивной пыли как бы составляют часть природных условий, к которым все время приходится приспосабливаться жизни на нашей планете.
— Какой-то естественный радиоактивный фон всегда, конечно, существовал, — согласился доктор Стоун. — Его порождают космические лучи и естественная радиоактивность горных пород. Но все эти излучения невелики, и жизнь, будучи замечательно изобретательной и находчивой химической структурой, не только отлично приспособилась к ним, но, видимо, научилась даже использовать их для изменения своей наследственной конституции.
— Вот именно! — оживился адмирал Диксон. — Вы ведь имеете в виду воздействие радиоактивности на носителей наследственности?
— Да, Эдгар, я имею в виду мутации.
— А как вы смотрите на утверждение ряда ученых, что увеличение радиоактивного фона учащает мутации и тем самым открывает для человечества единственно возможный путь рождения гениев?
Дадли, считавший этот ученый разговор неуместным в создавшейся обстановке, не смог, однако, после такого заявления адмирала не вступить с ним в спор:
— Не знаю, кто утверждает именно это, сэр, но зато мне известно мнение подавляющего большинства крупнейших ученых мира о том, что почти все мутации, вызванные радиоактивностью, оказываются вредными.
— Да, это так, Эдгар, — подтвердил слова инженера доктор Стоун. — Для человека всякая такая мутация — отсроченная беда. Это утверждается большинством научных авторитетов. Влияние радиоактивных излучений на наследственность несомненно. Невеселая в общем перспектива не только для всего человечества, но и для нас лично, — заключил доктор Стоун с тяжелым вздохом.
— Я бы даже сказал — для нас особенно, — добавил Дадли.
— Почему же именно для нас? — удивился Диксон.
— Да потому, что этот самый радиоактивный фон на нашем острове весьма значителен. Во всяком случае много выше естественного.
— А вы ручаетесь за показания ваших дозиметрических приборов, Дадли? — встревоженно спросил Стоун. — Они ведь побывали в воде и могли испортиться.
— Наиболее точные приборы, вообще, к сожалению, погибли, — ответил Дадли. — Уцелел только вот этот портативный дозиметр. Он хотя и не очень точно показывает степень радиации, но действует пока довольно исправно.
— Значит, кокосовое молоко на этих пальмах действительно радиоактивно? — разочарованно спросил Диксон.
— Действительно, сэр.
— А так хочется выпить чего-нибудь… — тяжело вздохнул адмирал и устало закрыл глаза.
«Что посеешь, то и пожнешь!» — очень хотелось заметить на это инженеру Дадли.
ДАДЛИ ЗАДУМЫВАЕТСЯ О БОРЬБЕ…
На третий день пребывания на острове Табу матросов уже нельзя было удержать от соблазна попробовать прохладного молока кокосовых орехов. Да и сам Дадли не был теперь уверен, что не последует вскоре их примеру. Адмирала кормили пока раками-отшельниками, в теле которых не было обнаружено значительной радиоактивности. Но так как раков этих стали есть и матросы, они очень быстро перевелись, и нужно было подумать о какой-то новой пище.
Боцман Бридж, на которого никакие запреты и запугивания не действовали, ел вообще все, что хоть в какой-то мере было съедобно, в том числе и причудливых рыбок, выловленных им в лагуне. А когда Дадли проверил дозиметром оставшиеся от них косточки, все они оказались радиоактивными. Но открытие это не испугало Бриджа, и он продолжал есть все, что ему удавалось поймать на острове или выловить в лагуне. Его примеру последовали вскоре не только все матросы, но и лейтенант Кларк.
— И вам не стыдно проявлять такую слабость, лейтенант? — с укоризной спросил его Дадли.
— А какая разница, от чего я подохну? — не очень учтиво ответил на это Кларк. — Голодная смерть ничем, наверно, не лучше смерти от лучевой болезни.
…А спасение все не приходило. Один раз, правда, над островом пролетел самолет, но, как назло, затерялась где-то ракетница а пока развели костер, самолет был уже так далеко, что не заметил дыма. Костер жгли теперь почти круглые сутки, но ни самолетов, ни кораблей вблизи острова не наблюдалось.
— Похоже, что мою радиограмму никто не принял. Как вы полагаете, Дадли? — уже не в первый раз спрашивал Диксон.
— Немудрено, сэр, — спокойно отвечал Дадли. — В тот день бушевала страшная гроза.
— А может быть, наш остров находится в такой зоне заражения, в которую вообще ни одно спасательное судно не решается войти? — высказал предположение доктор Стоун.
— Тоже вполне возможно, — согласился Дадли. — Движение радиоактивных облаков с выпадением радиоактивных осадков наблюдается обычно на расстоянии более трехсот пятидесяти километров. При этом доза проникающих излучений в течение тридцати шести часов составляет не менее трехсот рентгенов.
— А потом, после этих тридцати шести часов?
— Потом она — будет постепенно понижаться. Нужно, значит, набраться терпения и ждать, когда район острова Табу станет безопасен. Тогда к нему и подойдет какое-нибудь судно, — невесело заключил Дадли.
А голод и жажда между тем все более давали себя знать. Теперь уже не только матросы и все офицеры пили кокосовый сок и ловили рыбу в лагуне, но и сам Диксон умолял доктора Стоуна дать ему выпить хоть один глоток кокосового молока. И Фрэнсис Стоун, махнув на все рукой, разрешил ему это.
Но вот и рыбу стало все труднее и труднее ловить в лагуне, так как среди красных коралловых рифов все чаще появлялись акулы. Одна из этих хищниц чуть не откусила руку матросу Томми. После этого случая некоторое время пришлось довольствоваться лишь съедобными моллюсками.
— Господи! — с ужасом воскликнул доктор Стоун, как только увидел этих моллюсков в руках у боцмана Бриджа. — Выбросьте сейчас же эту гадость! Это ведь моллюск peloris — аккумулятор радиоактивности.
— Э, доктор! — беспечно махнул рукой боцман. — Я уже столько съел всякой дряни, что скоро и сам начну излучать разные там альфа-, бета- и гамма-лучи.
— Нет, вы подумайте только, — возмущенно рассказывал об этом случае Стоун инженеру Дадли, — этот кретин Бридж ест моллюсков peloris! Знаете ли вы, что, когда этих моллюсков выловили в Тихом океане, радиоактивность их оказалась в две тысячи раз выше, чем радиоактивность океанской воды, в которой они обитали.
— Нужно, значит, серьезно поговорить с матросами, — предложил Дадли. — И это ваша задача, доктор. Объясните им, что радиоактивность океанской воды даже в двух тысячах километрах от зоны испытания ядерного оружия все еще в двадцать раз выше нормы.
— Может быть, сказать им еще и то, что в результате наших экспериментов радиоактивность рыбы и планктона в значительной части Тихого океана в сотни и тысячи раз превышает радиоактивность океанской воды?