Выбрать главу

Вскоре доктора подвели к пленнику, не забыв наставить на последнего черные стволы автоматов, один Ваас вальяжно скручивал себе сигарету, вероятно, с наркотиком. От главаря всегда пахло дымом и порохом, точно от адского создания, стража одного из девяти кругов, который раздирает когтями грешника. В чем был повинен тот, кто попался в клетку? Не просто же так выпадет такая судьба… Хотя Бен уже давно сомневался, что испытания даются за грехи, что страшной и мучительной смертью погибают только злейшие представители человеческого рода. Ни он, ни, наверное, Салли не успели много нагрешить, чтобы так мучиться еще при жизни. Зато Ваас успел уже натворить такого, что удивительно становилось от того, как его вообще земля носит. Зря Бен вспомнил о Салли, когда его заставили осматривать пленника. “Да и кто такая Салли? — рассуждал Бен, безмолвно делая свою работу. — Просто девчонка, попавшая к пиратам. Не она первая, не она последняя”.

Пленник во время осмотра, который предрекал его участь, ничего не говорил, только вдруг озлобленно выплюнул едва уловимым шепотом так, что один только Бен мог услышать:

— Фашист!

Бенджамин вздрогнул, как от ледяного водопада, который обрушился на него, ничего не ответил, только сжал зубы, однако какая-то его часть вдруг захотела ударить обреченного. Да, именно ударить, вмазать прямо в челюсть, чтобы не разбрасывался словами, раз не знает, откуда все пошло. А откуда, действительно? Всего лишь от вопиющей трусости Бена, его боязни разделить судьбу остальных пленников, о которых он не слышал больше и не пытался спрашивать. Хотя умирают-то все поодиночке и страдания с невыносимыми унижениями переносят тоже индивидуально. Но от трусости он невольно сделался предателем, и потому желал заткнуть того, кто посмел сказать фактически правду.

— Ну, что там? — торопил тем временем хладнокровно спокойный, как рептилия, Ваас.

И Гип, порывисто отвернувшийся от “объекта исследования”, с тем же напускным безразличием ответил:

— Нога сломана. Сердце, печень и легкие в хорошем состоянии. Он не курил, судя по всему.

Пленник, крепкий парень лет двадцати пяти, очевидно, пытался сбежать от врагов и пережил нападение пиратских волкодавов, которые впились в его ногу, сломав, вырвав целый кусок мяса. Рану Бен обработал и зашил в первую очередь, ведь товар не должен был умереть от заражения крови. А вот куда его дальше… Главное, что Бен осознавал, что мог бы соврать, придумать какую-нибудь болезнь, вряд ли пираты сумели бы отличить. Да только Ваас бы легко распознал ложь или жизненный срок пленника сократился бы до “скорой помощи при любом недуге” — пули между глаз. К тому же Бен помнил, как один раз уже попался неизлечимо больной турист, который решил в конце своей жизни промотать все состояние и совершить кругосветное путешествие. Его путь закончился в клетке после вердикта, который вынес Бен, определив, что “образец” опасен для продажи. Ваас тогда поскупился на пулю, не отказав себе в удовольствии медленно выпотрошить несчастного. Но теперь ситуация складывалась намного более паршивая. Гип все больше терял Бенджамина, высыхал и рассыпался, как перегнившая под снегом солома на весеннем солнцем, хотя здесь даже не представляли, что такое зима.

— *** с этой ногой, ноги на корм собакам потом идут, хе-хе, — махнул своим пиратам Ваас, одобрительно слегка кивнув Бену, вполне удовлетворенный результатом. — Тащите его обратно, шевелитесь, тупые м***ки! — затем он подошел к пленнику, который сверлил исподлобья взглядом Бена. Главарь насмехался. — Видишь, приятель, как легко превратить твою жизнь в дерьмо одним коротким словом, — пират с сочувственной издевкой задумчиво покачал головой.

— Да, а ты, ***, думаешь, что она прекрасна, — и дико прорычал. — От плохой жизни ни*** не прутся невесть куда в поисках острых ощущений, – и, захлопнув клетку, повернулся к гогочущим пиратам. – Эй, парни, может, порезать его на органы наживую? Хе-хе, вот уж ощущения будут острые!

— Не лучшая идея, Ваас, — пробормотал мрачно Бен. — От болевого шока…

— Знаю, знаю! — шикнул на него предупредительно главарь. — ***, Гип, отвали и заткнись, когда я говорю!