Выбрать главу

— Нет-нет, ни в коем случае, Ваас. Я все понял, — машинально выставил вперед согнутые в локтях руки Бен, будто сдавался, ужасаясь переменам, которые происходили на лице главаря. Только миг назад пират был почти мирно настроен (если такое вообще возможно), но уже немного погодя во взгляде его читалось почти неконтролируемое желание вцепиться в собеседника, порвать зубами, задушить голыми руками. Приходилось отвечать, однако доктор ощущал, как земля под ногами тает, погружая его в болото, все глубже в трясину. Салли… Снова глядеть на ее страдания! Ваас решил, что будет отныне таскать с собой Бена каждый раз по приезде на тот аванпост. Для описания того, в кого обещал превратиться, не находилось даже слов. Вспоминался совершенно жуткий рассказ про безумный суперкомпьютер и горстку людей, которым он не давал умереть с одной лишь целью — мучить их. Называлось произведение “У меня нет рта, чтобы кричать”, но мужчина злился на себя: “А у меня есть рот! Есть язык! Почему я не кричу? Почему не могу закричать так, чтобы стало слышно всему миру? У меня нет голоса”.

Так и правда казалось, потому что за любое неосторожное слово Ваас мог убить, измучить, наказать, ведь говорить все, что вздумается, имел право только он. Но даже он в присутствии Хойта очень осторожно подбирал слова и контролировал свое поведение. Бен как-то раз видел вертолет, из которого вышел человек лет пятидесяти в белом костюме. Даже издали неприятно делалось от ледяного, абсолютно бесстрастного взгляда акулы. Вот это и был Хойт, их босс, прилетевший проверить, как идут дела со сбытом товара. В его присутствии поведение главаря разительно менялось, Ваас начинал юлить и паясничать, точно забавная обезьянка, лишь изредка позволяя вырваться сквозь эту маску гневу и ненависти ко всему живому. И, что заметно, после отбытия Хойта пират делался еще злее, срывался на всех без попыток даже найти виноватых и тогда уже ширялся наркотиками покрепче марихуаны, которую курили все в тех или иных количествах. Замкнутый круг, мерзкие правила иерархии без единого шанса на изменение. Впрочем, кто уверен в том, что оно несет хоть что-то позитивное? Бена вот повысили — так посчитали все пираты — ведь теперь он был переведен в форт и стал чем-то вроде приближенного Вааса; теперь его не мотали по всему острову, а посылали прямым приказом главаря, да еще предстояло лечить собственность пирата. Только самому доктору не стало легче от таких изменений, особенно когда везли его по направлению к “Верфи Келла”, где небольшие желтые грузовички, наподобие тех, что возят коробки на складах, грузили на катер у причала свежую партию переработанной конопли.

“Неужели снова будут пытать ее?” — холодел Бен, и трясло его хуже, чем от тропической лихорадки.

Комментарий к 4. Предатель

Перевод эпиграфа:

“Я ненавижу то, чем я стал.

Кошмар только начался”.

========== 5. Бессмысленная гонка ==========

Poussière brulante, la fièvre eu raison de moi.

Je ris sans rire, je vis, je fais n’importe quoi…

© Mylene Farmer «A Quoi je Sers…»

Но в тот вечер ничего не произошло, вернее, так показалось сначала.

Ваас просто решил проконтролировать лично, как идет погрузка товара, потому что в последний визит Хойт был недоволен, ссылаясь на то, что издержки начинают сокращать прирост прибыли. В переводе на простой язык для пиратов это означало уменьшение доз наркотиков и частоты посещения публичного дома, из которого в форт выписывались лучшие девушки, умевшие танцевать стриптиз. Такие шоу устраивались по праздникам, которые не были согласованы с календарным циклом, скорее с очередной победой над ракьят или удачной продажей рабов.

И при таком образе жизни излишки быстро уничтожались, один только Бен не принимал почти в этом участия и зачем-то копил, однажды вдруг осознав, что на службе у пиратов можно неплохо подзаработать. На что только? Может, он надеялся, что удастся выкупить себя? Или, например, Салли, и если не отпустить, то хотя бы оставить себе, чтобы ее не мучили больше? Оставить себе… Спасти или уподобиться врагу в своем благом намерении? Чтобы хотя бы кого-то спасти… Но бесполезно. Остров не отпускал никого, порой делая предателями без воли и права выбора.