Да еще из банды полегли все, кто прежде охранял «Верфи». Возле сгоревшего каркаса-скелета недостроенной лодки слабо хрипел прошлый командир аванпоста. Кажется, его звали Хал. Темнокожий сильный воин ныне судорожно вздрагивал, хватая выпавшие внутренности, желтоватую кровавую массу кишок, развороченных пулями. Странно, что не погиб, не испустил дух все еще. Но он уже понимал — закончилась его война. Хватит.
Ваас подошел, задумчиво всматриваясь в искаженное болью лицо. Главарь великодушно приставил к голове Хала пистолет, умирающий благодарно кивнул. Прогремел выстрел. Главарь не пожалел крошечный кусочек свинца, чтобы быстро прервать страдания.
Так и уходили все, кого он успевал хоть немного узнать. Прибывали новые, но их снова выкашивало противостояние с племенем. И Ваас оставался один среди незнакомцев. А они-то рассчитывали заработать огромные деньги на проклятом затерянном острове. Но «большой куш» здесь получали только корни деревьев, удобряемые трупами и золой.
Никого не осталось.
Неучтенный китаец Чен лежал на причале. У него не хватало половины лица и черепа, видимо, пулей крупного калибра так «срезало». Через дыру просвечивали раздробленные кости; смолотые в кашу с волосами и кожей куски мозгов. Уцелевший левый глаз почему-то выражал безмятежное спокойствие, как и застывшие едва ль не в улыбке губы. Словно радовался он такой кончине. Но это все сказки! Смерть уродлива.
Филиппинец, которого все называли Джон, это доказывал — его тело вообще едва узнавалось. По крайней мере, голова от него валялась отдельно. Кажется, ракьят тоже поглумились над трупом врага. Может, он тоже оставался последним, когда аванпост отбили.
Просто куски мяса, вывернутые в беспорядке хрящи, кости и жилы, кровавые лужи. Нестрашно. Все оттенки багряного — нестрашно. Выбитые глаза, свернутые выпадающие с мясом и зубами челюсти, похожие на пластиковые протезы. Лица, превращенные в студенистый кисель, гипертрофированно набухшие, выпадающие через раны пузыри органов — нестрашно. Только запах порой доставлял неприятные ощущения, да, застоявшийся смрад тлена.
Вот еще относительную “целостность” сохранил Кость — тот просто застыл на спине с дырой в груди, пробитой автоматной очередью. Руки его скрючились так, словно парень все еще сжимал вырванное оружие. Молодое северное лицо запечатлело четким фотоснимком ожесточение и удивление. Смерть всегда удивительна. Всегда приходит неожиданно. Ваас порой словно лично к ней обращался. И все не верил, что она прибудет и за ним. Но знал — придет. Вопрос только: когда. Когда он сам пожелает!
Вот и все — из старой охраны аванпоста никого не осталось. Вот и все… Все. Это просто война, ее лицо. Не без его помощи все это началось.
Ваас бесцельно бродил по аванпосту, словно искал кого-то. Кого? Вдруг пират услышал слабое шевеление, на всякий случай стремительно вскидывая пистолет. Из-под штаба навстречу хозяину выполз, хрипя и тихо скуля, один из волкодавов. Живучая тварюга! Ваас подошел к псу. Волкодав, волоча за собой клоки окровавленной шерсти, преданно поглядел на хозяина, даже слабо вильнув хвостом, ткнулся носом в ногу и издох. Пират небрежно отодвинул тушку животного, перешагивая через нее.
В самом штабе главаря, который собирался доложить союзникам о возвращении «Верфи», ждал еще один неприятный сюрприз — убитые рабыни. Они лежали кто на полу, кто на столе. Кажется, их застали врасплох, выкосили автоматной очередью.
— ***! Их-то за что?! — с отвращением скривился пират, представляя, как вооруженные воины племени стреляли в беспомощных тупых женщин. Вот героизм-то невероятный! Главарь проникался еще большим презрением к своим бывшим союзникам. Судя по всему, они попытались забрать только девушку-ракьят. Ее недавно убили вместе с воинами племени. Всех убили.
«Верфь Келла»? Нет, тот день ознаменовал новое имя — «Верфь Смерти». Хотя, что скрывать: такие картины для Вааса являлись повседневностью. Никакого шока, ничего нового. Только досада и бешенство от неудач.
Главарь наладил рацию, безразлично отвернувшись от трупов. Эти рабыни умерли уже давно, просто не задумывались об этом. Но кого-то не хватало. Кого-то, о ком он забывал по своей воле, потом иногда вспоминал.
— Этот ***к Белоснежка совсем о***л, — мотал головой Алвин, входя в штаб. Синие глаза снайпера горели яростью. Кажется, в тот день он получил достаточно жертв в своей игре со смертью, достаточную свиту себе составил в своем умирании. Пусть. У каждого свой способ саморазрушения. Это выбор. Фальшивый.