Салли давно подозревала, что в мире не существует справедливости, ее с детства жизнь учила принять эту простую истину. А она все надеялась. Бескрылая птица желала летать. И порой казалось, что ей это под силу. Но вот такие фатальные случайности доказывали обратное. Однако она почти радовалась: если уж умирать, то не в конуре публичного дома Бэдтауна, а рядом с любимым. Что бы ни говорил Ваас о том, что ненависть надежнее. Нет, ненависть — это как добровольное пребывание на дне, нежелание бороться с волнами до последнего вздоха.
Тепло любви смешивалось с ужасом смерти в душе Салли, которая застыла под прицелом, как и все они. Что если так сбывался наказ Вааса убить ее в случае… собственной гибели? Неужели уже «белый демон» освободил остров от тирании? Салли не знала, желала ли этого. Нет, она не хотела в свой, возможно, последний миг думать о том, кто столько времени истязал ее без причин, без вины. Потому что Бен не посмел даже ударить за страшный проступок.
Может, в лице снайперов пришло наказание за грех предательства? Значит, предстояло на девятом круге ада вечно гореть вместе с Ваасом. Именно так оценивала Салли степень своей вины. Но не желала, чтобы гиб и Бенджамин. Она была бы ныне рада своей гибели, а он обрел свое счастье с Норой, там, на большой земле. Лишь бы он остался жив! И за это Салли была готова принять любые страдания, хоть еще раз по битому стеклу ходить, хоть удары током терпеть. Лишь бы он остался жив. Но все решал какой-то снайпер.
Внезапно кусты зашевелились, из них показался черный силуэт человека, который носил всегда только красную повязку на руке, подтверждавшую его принадлежность к пиратам. В остальном — смерть в черном. Не с косой, а с крупнокалиберной снайперской винтовкой. Страшный человек, обреченный, смакующий свое умирание, утаскивающий за собой на тот свет людей, невиновных в его одиночестве и болезни.
Да, к ним неторопливо направлялся Алвин с винтовкой наперевес. Кажется, командир отряда снайперов оставался на позиции один или, что вернее, пошел на разведку. Он не боялся ничего, он за тем и прибыл на остров, чтобы умереть в бою. Но не на ту сторону встал. Как и Бен когда-то. Но хирург оправдал себя безграничным желанием спасти и вытащить Нору и Салли. А чего добивался Алвин?
Снайпер держал их на прицеле какое-то время, ярко-синие глаза его мерцали, как у жадного вампира. Он саркастично ухмыльнулся, опуская винтовку:
— Убегаете с острова? — мужчина вздохнул, безразлично рассматривая путников. — Все верно, здесь все пошло наперекосяк.
Бенджамин вдруг сочувственно кивнул снайперу, обращаясь так, словно они были долго знакомы:
— Алвин… А-алвин… Отпусти нас! Пожалуйста! Ну, тебе зачем все это? Ты ведь другой. Что мы тебе сделали?
Таким же тоном доктор успокаивал Салли. И на нее действовал его мягкий голос. Но свирепый снайпер — это ведь совсем иное существо. Однако Бенджамин явно надеялся убедить и его одним добрым словом.
— Отпустить? — сощурился Алвин, глядя куда-то за океан, говоря, словно с самим собой, горько, точно вспоминая утраченное сокровище: — Жить хотите, значит, — мужчина окинул их пытливым взглядом, точно строго экзаменуя. — А вот сможете ли после всего этого?
— Сможем, — твердо кивнул Бенджамин, стремясь установить зрительный контакт с опасным собеседником. — Я тебе слово даю. Только опусти.
Внезапно Алвин подошел к нему, почти шепча, голос его воодушевлено нервно дрожал, отчего явнее проступал шведский акцент:
— Обещаешь жить? Может, за меня поживешь чуть подольше? — Алвин на миг замолчал, точно обдумывая, имеет ли право на то, что намеревался проговорить: — Погоди, док… Послушай… Послушай меня! Послушай умирающего. Да, может быть, для меня завтра солнце не взойдет, так что послушай.
— Слушаю, слушаю, — с робкой надеждой и нефальшивым участием кивал Бенджамин. Алвин пару бесконечных минут стоял в ступоре, пытаясь отдышаться, точно от быстрого бега, а потом надрывно начал скандировать все тем же нервным шепотом:
— Делай добро! Оно… Оно порой возвращается. Нет, оно всегда возвращается! — Алвин отошел к самой кромке воды, глядя на небо, будто обращаясь к кому-то там. — Не знаю, наверное, я делал в жизни слишком много зла… Поэтому только оно и вернулось. Даже здесь все идет под откос! И Ваас… — Алвин яростно взметнул носком сапога прибрежный песок, голос его дрогнул, когда он обернулся: — Но ты, док… Для тебя не все потеряно! Делай добро, док. Бегите! Забирай их, бегите, пока можете!
Бенджамин только кивал, облизывая пересохшие губы. Они все трое не верили тому, что Алвин их отпускает. Но иначе его поведение трактовать не удавалось. Вероломством он не отличался, он действительно медленно и мучительно угасал. И, кажется, в тот день что-то понял для себя, переоценил.