Выбрать главу

Гип вздохнул и решил, что раз уж побег не удался, он хотя бы украдет для девочки со склада сапоги или кроссовки, благо, он знал, что на аванпосте были лишние вещи, которые хранились в пристройке возле штаба.

— Скоро вернусь, никуда не уходи, — заверил мужчина Салли грозным решительным голосом, значительно поглядев на нее сверху вниз. И твердым шагом направился к пристройке.

— Бен! — донесся слабый оклик девушки, однако мужчина твердо решил доказать себе, что он не безвольная и бесполезная тряпка.

Бен решил, что влезть через окно не удастся за неимением такового, значит, оставалось только нагло вломиться через дверь. Он оглянулся на караульных: склад никто особо не сторожил, потому что по большей части снятая с убитых одежда казалась не слишком привлекательной добычей; выдавалась обычно новичкам, которые стекались на остров со всех концов света, и пополнение банды пиратов происходило чаще, чем обновление рядов ракьят.

Бен помялся с минуту, но вспомнил растерянный взгляд Салли и решительно дернул крюк задвижки.

Мужчина юркой куницей просочился в темную щель, прикрыв за собой дверь. Он казался себе ниндзя и почти гордился собой за то, что его хотя бы не застукали при проникновении в чулан, где было свалено тряпье, в котором Гип немедленно начал копаться, наткнувшись вскоре на один левый ботинок, поискав еще немного, он нашел и правый. Аккуратностью пираты никогда не отличались, но все-таки совсем неразборчивую свалку не стали устраивать. Бену еще мешала темнота, новоиспеченный вор ощущал, как у него в животе все переворачивается от страха, да по спине ползет легкий холодок. В своей жизни он очень редко что-либо нарушал, но теперь ощущал почти наслаждение и внутреннее освобождение от этого самовольства в лагере врагов. Однако скоро понял, что не знает, как выбраться незамеченным из постройки, и внезапное сумасбродство стало казаться самой глупой затеей, на которую он когда-либо соглашался.

Доктор схватил свои трофеи, считая, что мужские сапоги уж точно подойдут на ноги невысокой Салли. Оставалась одна серьезная загвоздка — выйти из здания, не привлекая внимания караулов.

Бен несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, припоминая, что так можно успокоить нервы, а холодный рассудок ему не помешал бы в сложившейся ситуации. Какой уж тут побег! Какой уж тут скальпель! Может, он вовсе не Салли помогал, а себя проверял? Но рассуждения пришлось оставить, потому что до ночи сидеть в кладовке Бен опасался. Его могли хватиться, а вечером непонятное шевеление во тьме расценили бы как вторжение и пристрелили бы, словно бешеную собаку, которых иногда уничтожали, не пуская на аванпост, а вакцины от страшной болезни на острове практически не было.

Бен решил, что все достаточно проанализировал и выглянул через щелочку в приоткрытой двери, обрадовавшись, что никто не задвинул щеколду. Пираты бродили, высматривая врагов в джунглях, некоторые отдыхали, некоторые суетились с новыми пакетами белого порошка. Они не ждали, что кто-то десантируется на них сверху, поэтому центр лагеря не сильно охраняли. Это Бен решил использовать как преимущество, ему ведь немного надо было — только выйти и нырнуть куда-нибудь в штаб или за штаб, чтобы все решили, что он просто откуда-то тащит старые сапоги.

Мужчина сжал кулаки, плотнее прижимая к себе добычу, подумал о Салли, вспоминая ее растерянный взгляд. И снова приоткрыл дверь, думая, что ему удалось бесшумно выйти, хотя в последний миг петли предательски заскрипели, но Гип уже оказался снова на солнце, которое резануло по глазами чужеродной яркостью. Горе-вор решил еще щеколду незаметно задвинуть, чтобы никто ничего не заподозрил. Но откуда бы взяться удаче на стороне сдавшегося? Он сам в нее не верил. А то, во что не верят, редко является к усомнившимся.

— Ну и… Какой *** тебя занес теперь сюда? «Рыбу ловить» собрался? — послышался вдруг за спиной насмешливый голос Костя.

Бен поежился и обернулся на парня, державшего ржавый АК, уголки губ хирурга нервно подрагивали, изображая улыбку. Хотелось бы знать, какое наказание следовало за подозрение в краже никому не нужного хлама с чужого плеча. Но прочитать что-либо на непроницаемом лице головореза не представлялось возможным, да еще глаза вышедшего из темноты искажали картину мира, накладывая на нее сетку помех, как на экране сломанного телевизора.

Кость продолжал, пожевывая край папиросы, которую не успел зажечь, но держал во рту. Он опустил голову, смерив нейтральным взглядом нелепо схваченные вещи в руках вора, спросил небрежно, растягивая лениво слова, точно наслаждаясь своим превосходством: