Но Бак, огибая кругом Бена с грацией кота, преграждал путь к свободе, в голосе его уже открыто переливались медово-сладкие нотки:
— Ты торопишься?
Доктор ощутил жжение в глазах, как в раннем детстве, когда его однажды окружили ребята постарше с намерением то ли побить, то ли обобрать. Тогда он разревелся в голос, на помощь ему пришла мама, отогнав всех. Но здесь спасения было ждать неоткуда. Водитель разве только оставался наверху, на улице. Но что толку? Из подвала не дошел бы до внешнего мира даже самый отчаянный крик. Все верно: из преисподней в мир живых ведь никто не может докричаться.
Гип сожалел, что родился не каким-нибудь горбатым уродом с косым лицом и ушами-плошками, которого все стараются обходить стороной. Бак с первых секунд знакомства слишком пристально и неоднозначно рассматривал Бенджамина, который отчаянно пытался сохранять официальный вид:
— Простите, сэр, у меня еще много дел.
— Да какие у тебя дела, — усмехнулся Бак, приближаясь, уже дотрагиваясь властной длинной кистью до плеча Бена, продолжая напевать. — Дела, дела… Осматривать таких же мерзавцев и жмуриков? Знаешь, ты тоже вполне ничего. Очень даже…
Бен, как мог, стряхивал руки Бака, которые уже бесстыдно начали прикасаться то к плечам, то к торсу, поглаживая ткань майки. Доктор ощущал, что близок к тому, чтобы разреветься, как в детстве. Но это было бы в высшей мере слабовольно, поэтому он заставлял себя злиться хотя бы, но голос предательски дрожал:
— Отойдите от двери, сэр. Мне надо идти.
Теперь-то он в полной мере начал понимать, что ощущает Салли, когда Ваас закрывается с ней в штабе или в ангаре. Ее отчаяние, ее бессилие.
Неужели ему тоже была уготована участь стать чьей-то “личной вещью”? И умереть в лапах садиста, как этот неизвестный парень, замученный до смерти извращенной страстью с побоями?
Ужас производил парализующий эффект, Бен только смотрел расширявшимися глазами, чем еще больше распалял Хьюза, на придвигавшейся груди которого скалилась голова оленя.
— Какой-то ты неласковый, — посмеивался уже над ухом Хьюз. — Я думал, раз уж так все произошло нелепо, мы еще позабавимся с тобой.
— Отойдите от двери! — почти закричал Бен, беспомощно, не контролируя себя. Он был готов практически ко всему с момента попадания на остров, но только не к этому! Потому и растерялся, чем воспользовался Бак, хватая парня за черные кудри, которые, очевидно, манили маньяка с самого начала, но отпуская, откидывая к стене возле лестницы. Бен тут же попытался подняться, ощущая путь к освобождению. Всего несколько ступенек! Но выход тут же преградил Бак, возникнув, будто телепортировавшись, взирая сверху вниз на новую жертву, ухмыляясь, словно пританцовывая, подергивая развратно бедрами:
— М-м… Отойти-не отойти… Какие вопросы ты мне задаешь. Я тут подумал… — в глазах блеснул злобный огонь. - Нет!
С этими словами Бен оказался прижат к стене около лестницы. Руки у Бака были словно щупальца, цепкие, сильные, хоть внешне не очень накаченные. Доктор вряд ли ощущал большее отчаяние в своей жизни, когда в его шею нагло впились губы и зубы маньяка, оставляя там, вероятно, синяк. И еще раз, и еще, спуская к плечам, ключицам и снова поднимаясь на шею… Ад в аду — вот чем становился этот подвал. Весь остальной остров Рук с фортом Вааса и крепостью Хойта теперь казался раем.
— Знаешь ли, ты — редкость на этом острове, такой… сладкий, гладкий! — обжигал ушную раковину голос Бака, который начинал медленно стягивать с Гипа бежевые брюки вместе с бельем, в итоге слегка спустив их. — С Австралии таких не припомню. Восточная сладость, медовая, которая так манит, чтобы ее надкусили, растерзали, — упоенно вещал он, еще спрашивая: — Не замечаешь поэтичность момента?
— Не слишком, — шипел от отвращения Бен, когда его руки начали заламывать. Вот тут он понял, что если продолжит сопротивляться, то скоро его бросят животом вниз на окровавленную кровать, сбросив с нее труп, и кожаным ремнем завяжут запястья за спиной. На миг сковывающий ужас подсказал: сдаться. Не сопротивляться, чтобы не убили. Может, и боли тогда садист меньше причинит. Пишут же в инструкциях: “не спорить с похитителем, выполнять все условия”. Но какие инструкции на острове?! На что он надеялся? В чем исход такого непротивления был лучше смерти?
Нет! Такая перспектива не устраивала! Не для того он жил, мыслил и предавал, вытаскивая себя из клетки, чтобы придти к такому концу этого пути. И кто бы стал защищать в таком случае Салли?.. Хотя нет, он волновался в тот момент именно о себе.