Много что еще творил и кое-что даже нравилось ее телу. Редко. Пожалуй, она не ощущала отвращения. Впрочем, она не ощущала ничего.
Только этот равнодушный взгляд в потолок. Только нежелание понимать, что и зачем происходит. Не испытывала омерзения и при свете дня, точно все ее чувства изошли в этот глухой гниющий потолок там… И даже не корила себя за то, что боится и одновременно ждет каждый раз появления, возвращения своего мучителя. Но хотелось, чтобы это происходило как можно реже, хотя ее никто не спрашивал. Она ждала его, потому что если не он бы прибыл, то известия о его гибели, а это страшнее. Не хватало еще терзать себя беспочвенными обвинениями со стороны какой-то там совести, хватало и физической боли, к которой приходилось привыкать, потому что редко ничего не болело.
Джунгли создавали удобные условия, чтобы любая инфекция развивалась и оставалась в организме. С появлением Бена стало немного легче, он лечил, доставал антибиотики. Салли себя только всегда утешала, что если где-то что-то болит или даже кровоточит — это не страшно, совсем не страшно. Хуже, если вдруг что-то загноится, потому что от кровотечения всегда можно умереть довольно скоро, а вот от заражения намного мучительнее.
Жить все равно хотелось, ведь легко сказать, что вместо такого существования легче выбрать смерть, но гибнуть не легче, во много раз страшнее.
Она видела смерти пиратов, казни ракьят, она видела болезни и мерзость заражения паразитами. Она успела перебрать все варианты самоубийства еще в трюме корабля. И каждый скалился жуткими клыками бездны. Нет, достаточно перетерпеть очередной визит мучителя, а потом несколько дней можно приходить в себя, снова смотреть на солнце, вдыхать воздух. И не каждый его приезд являлся чистым издевательством, порой он ласкал ее, позволял… Только не вспоминалось, когда в последний раз. Кажется, в тот день, когда велел следить за появлением корабля. Да, тогда она была согласна на все лишь за то, что не страдала. Удачно совпали условия, когда зажила большая часть отметин на ее теле с его предыдущего “визита” и когда в голове главаря не возникло очередной садисткой идеи. Или так он и планировал, чтобы его марионетка оказалась послушна приказу, наряду с пиратами выслеживая “гостей”. И ее глаза оказались более зоркими… Или просто Ваас своей царственной волей отдал ей ненужное женское тряпье из чемодана. Но какая разница? Она не обвиняла себя за это подчинение.
Да и за что корить? Злость на себя возникает только там, где изменяют своим идеалам. Ее идеалы втоптал в грязь родной отец, впрочем, она никогда не видела в нем чего-то идеального. Главарь на его фоне значительно выигрывал. Эта почти демоническая власть, мощь… Он имел право на свою жестокость, а это жалкое создание по имени ее отец не имел, и все же позволял себе постоянно бить ее. Мать он, наверное, тоже бил когда-то, но Салли этого не помнила, как будто мать умерла еще до ее рождения, если бы такое возможно.
Может, мать тоже являлась просто тупеющей алкоголичкой? В это так не хотелось верить! Потому что созданный образ умершей матери всегда был для девочки чем-то вроде маячка, светлой надежды, что в мире есть добрые люди. И разрушение этой робкой веры означало полное погружение в безумие.
Вот Ваас уже не верил ни во что. Прежде всего, не верил, что есть кто-то надежный, кто-то, кто не оттолкнет и не предаст. В каждом он мог углядеть циника, но, что хуже, слишком часто оказывался прав, отчего и образ путеводной звезды в душе Салли понемногу разрушался. Нет, не жило в этом мире добрых, не в ее мире точно, может там, за стеклянным потоком благополучия. Как эта Нора, которая даже в таком тяжком положении смотрела свысока, обращалась снисходительно, точно приманивая дикого лисенка… А с главарем они обретались на одном уровне. И он хотя бы не унижал своей жалостью, на которую не был уже способен.
Да, однозначно, она ждала его. Его. По имени Ваас. Иногда. Редко. Всегда. Никогда.
Наверное, сознание ее так берегло себя от сумасшествия, по крайней мере, встречи с ним уже не приносили психике невыносимых страданий ужаса и паники. Разве только тело инстинктивно боялось пыток. Вот чего она действительно ужасалась. Иногда — и довольно часто — главарем завладевал всецело дух садиста, и тогда начинал травить паучьим и змеиным ядом, удары током, вывихивание пальцев… И прочее, что еще он мог придумать.
Правда, против яда он всегда потом давал противоядие, а ток никогда не доводил до смертельного напряжения. Не давал умереть ей, а она ему тоже смерти не желала. Ведь в случае его погибели ее не-жизнь стала бы еще страшней. Только иногда, когда становилось совсем невыносимо, она просила себя тихонько: “Только перетерпеть это, только перетерпеть”. В безвыходных ситуациях, когда сопротивление бесполезно, другого и сказать нельзя. Смерти своей она тогда не очень страшилась. Хотела только, чтобы все закончилось. Любой ценой. Но в какой-то момент ее оставляли в покое. Отдавали иногда доку подлечить.