— Он даже оплатил нам отпуск в Таиланде и яхту, сказав, что этот остров — рай на земле. Теперь понятно, — зло и потерянно просипела девушка, вновь складываясь пополам, как от удара в солнечное сплетение. — Ох… Бен. Мою подругу хотел купить один из них. Здоровенный, отвратительный бугай! Куда он мог ее увести?! Я должна найти ее!
— Пойми, она уже за пределами острова. Скорее всего. Мы ничего не можем, — осторожно погладил руки женщины Бен, пытаясь разжать кулаки, но она резко отпрянула, гневно вскочив:
— Ты так говоришь, а ты что-нибудь пробовал?!
Бен не знал, что ответить, но точно еще тяжелее сделался камень вины на его шее… Тяжко, когда сердце вновь скинуло саркофаг, а сил не прибавилось. Тяжко признавать правоту иного уровня, нежели рациональный просчет бессмысленности сопротивления.
Нора пока что упрямо отказывалась плыть по течению.
Комментарий к 11. Тяжелый чемодан выбора
Вот такая Нора. Еще читаете?
Перевод эпиграфа:
Чтобы возродиться
Из пепла,
Тебе нужно будет
Научиться вновь
Любить, жить, быть свободным.
========== 12. Калейдоскоп событий ==========
Falling in the black,
Slipping through the cracks,
Falling to the depths can I ever go back?
© Skillet «Falling Inside the Black»
«Все или ничего — это юношеский максимализм! Все или ничего — это глупо. Глупо! Глупо! — повторял Бен, глядя на свое отражение в тусклом осколке зеркала, глаза в глаза. — Теперь у меня есть Нора, хотя бы она».
Но в памяти вставал тот день, снова и снова, каждый раз без ответа. Раньше он не спасал никого, а теперь у него появилась Нора, некое помутнение рассудка кинуло его в тот миг к клетке. Теперь девушка оказалась формально его рабыней, а две остальные… Никто не знал, куда они отправились, но о том, что ждало их, едва ли хотелось задумываться.
Капли холодной воды из бочки на крайнем западном аванпосте стекали по подбородку, застревали в слегка отросшей жесткой щетине, которую доктор научился волевым движением срезать скальпелем, если не случалось нормальной бритвы. Другие пираты умели обычными ножами, кто не отращивал окладистую бороду. Но в тот день не повезло: рука дрогнула, и лезвие едва не задело кровеносный сосуд, в итоге только приподняв неприятно кожу.
Бен злился, на себя и на весь свет, рассуждал сам с собой: «Взросление — это приспособление, умение согласиться на меньшее, умение принять собственную невсесильность. Взросление, может, это умение разувериться в том, что любовь существует. Взросление — это навык принять серость, обыденность и не корить себя за все мировое зло, воображая себя героем. Или это все просто цинизм?» — утешал себя Гип. Но из зеркала глядели все те же неясные тревожные глаза предателя. И спасение девушки не добавило в них ни капли благородства или уверенности: «***! Как Ваас живет с этим?! Как? С сознанием, что ты можешь отныне быть только пособником зла? Даже мелкое добро настолько противоречиво и половинчато, что вряд ли имеет право им называться».
Чужой человек глядел из зеркала, чужой человек вспоминал свои грехи. Да, он поклялся не прикасаться к «своей вещи», но иногда бес долгими одинокими ночами нашептывал доктору словами глупой Салли: «если есть хорошая вещь, то почему не пользоваться?», главное, что никто не посмел бы осудить. И если все равно его поступок не вытаскивал душу из липкой черной жижи цинизма, то, может, стоило вовсе ее утопить. Этот же бес подсказал подглядеть за женщиной, когда она, поверив в честность доктора, отмывала в том же сарайчике тяготы пребывания в клетке, наполнив водой старый ржавый таз. Она еще удивилась, что на острове есть мыло, но к жутким условиям привыкла быстро и, в целом, стресса от этого не испытывала. Ее другая боль выжигала, но если в ее сердце это чувство билось белой птицей бессилия, то в докторе оно растекалось и пузырилось, словно гнилое болото.
Он казался себе отвратительным за это странное «недодобро», и в какой-то момент пожелал стать еще хуже, еще ужаснее, почти как Ваас. Да только до мощи главаря не хватало пару космических верст, и власти такой не было в тощих руках, зато мелкую мерзость никто не пресекал: в щель сарая хирург таращился в тот день неотрывно, до дрожи, исходя жадной слюной от силуэта девичьего тела с крупной грудью и широкими бедрами. Это была не тощая Салли, не заморенный ребенок, а женщина лет двадцати пяти со всеми прелестями, налитыми самым расцветом ее красоты и страстности…
Док даже злорадствовал, что Ваасу-то она не досталась. Пока что. И страх отрезвил в тот день. Но Бен нагло соврал потом Норе, что, естественно, не смотрел. Ему отлично удавалось поддерживать образ несчастного интеллигента, который только по воле несправедливой судьбы оказался среди преступников и лиходеев.