Что может быть фантастичнее рассвета в океане, когда при блеске последних звезд, в теплом ночном ветре выбежишь из душной каюты, где так сильно накеросинила чадная лампа и в легком прозрачном полумраке рассвета вдруг увидишь цель поездки; незнакомые острова, которых никогда не видел раньше.
Овладевает волнение: всегда ведь мечтаешь предварительно и в этом первом миге соприкосновения с новизной – два случая; один: смутность, кажется, что это давно, давно было видено во сне и забыто в сутолоке жизни; другой – обычный – всегдашний: в сердце заползает грусть действительность сокрушила тот облик, что был так угодливо, обстоятельно, продуманно изготовлен воображением… Еще раз, может быть, жизнь сокрушает иллюзии… Небо меняет оттенки, пароход приближается к цепи островов и, когда взор проникает в даль, туда где желтая полоса неба заслоняется морем, оно становится фиолетовым… Там все новые
и новые камни, отдельно стоящие скалы, и зубчатые горы, из которых состоят острова. Мы направляемся в закрытую бухту одного из островов; прямо перед нами большая скала, точь-в-точь огромная копна сена, намётанная у входа; пароход идет медленно мимо близкого берега; взгляд ищет на невысоких, как кажется, горах, привычной растительности елей, сосен… Но все горы утыканы, как бы метлами или веерами с длинными ручками это пальмы… Еще пять минут, якорь отдан – мы приехали.
Наше появление не вызывает ни особого внимания, и не производит видимого впечатления в круглой бухте, у склонов гор которой, в утреннем воздухе кое где подымается дым признак поселений.
У борта – обычная лодка, в которую выгружают пассажиров… Но с другой стороны и интересное: род индейской пироги, очень узкой с большим полозом на двух деревянных отводах, протянувшихся на воде параллельно лодке, в расстоянии двух аршин от неё.
Этот полоз сообщает хрупкому суденышку высшую степень устойчивости. Лодочка ни в коем случае не может опрокинуться; в ней стоит старик в соломенной шляпе в белых коротких портках и белой же рубашке; в руках он держит короткое весло, какими на Украине бабы из печи вынимают хлеб.
На пароход всходят интересные типы; дело в том, что здесь сохранилось несколько потомков жителей, издавна обитавших на этих островах; южный тип, черные глаза, пахнущие меланезиями и полинезиями, носы, глядя на которые вспоминаешь Испанию; многие из них говорят по-английски; с нашим пароходом приехал один такой моряк с женой бразилианкой, няней китаянкой и ребенком с очень белым личиком и бледно-зелеными глазками.
Берег радует глаз: ни одного экземпляра дерев нам знакомых; пальмы всех сортов, фикусы в несколько обхватов величиной, между стволами избы, где переплелись японские домики с дымными шалашами бесхитростных туземцев.
Нам надо попасть на противоположный берег бухты, в другую деревню, где можно достать подходящую квартиру. Долго шагаем через туши рыб, которыми завален берег; на маленьком молу местами лужи крови; некоторые рыбы кровавыми тушами – наполовину в воде; залив совершенно тих и не единая волна не жмется к берегу.