Елена Асеева
По ту сторону Солнца. Часть вторая
Глава первая
Камал Джаганатх после трех колоходов жизни на планете Велесван, системы Дюдола-тиара, Галактики Сварга окончательно сроднился, как с самими велесвановцами, так и с их расаначальником Аруном Гиридхари. Воспоминания о Земле и солнечниках под опытным руководством ассаруа истончались. Не то, чтобы юный авгур не помнил, тех с кем был когда-то связан близкородственными узами, просто под умелым наставлением негуснегести данные чувства ослабевали, а слабея, и самих солнечников, превращали всего-навсего в дымчатые воспоминания.
Фантасмагории, связанные с сыном, каковые волновали в первую четверть первого колохода жизни на Велесване, более не появлялись, так точно утрачивались и эти родственные узы к Пашке. Потихоньку (ибо это были именно медленные изменения) перетекая в чувства родственной любви и преданности к Аруну Гиридхари, подобному отцу, и всем велесвановцам, заменившим братьев, сестер, детей.
Негуснегести несмотря на общую занятость был всегда предельно внимателен и заботлив к Камалу Джаганатху. В приоритете оставляя его обучение, мысли, тревоги, беседы с ним. Как оказалось в дальнейшем, уникальность юного авгура была связана только с фантасмагорией и передаче диэнцефалону правления организмом. Во всем остальном он был обычным, или коль говорить правдивей, неуспешным в обучении, как говорил сам Камал Джаганатх (всегда болезненно переживая свои неудачи) «провальным лузером».
Повышенная импульсивность, которую приметил в нем Арун Гиридхари, оказалась побочным эффектом в развитие диэнцефалона юного авгура, а потому с ней считались велесвановцы, халупники, рабы, и сам ассаруа. Не только игнорирующие порой не контролируемые вспышки гнева Камала Джаганатха, но и собственными поступками, речью не позволяющие тем вспышкам возникать.
Видимо, именно по причине данного развития диэнцефалона и обучение ссасуа негуснегести проходило более медленно. Так как пропущенные Камалом Джаганатхом, хоть и не частые, фантасмагории надолго отодвигали занятия, но и сам он, при любой трудности, категорично и нервно выплескивал чувства негодования на себя.
— Почему, голубчик, ты к себе столь предвзято относишься, — почасту успокаивая, говорил Арун Гиридхари, как всегда тональностью отдельных звуков лаская собственного ссасуа. — Невозможно во всем быть лучшим.
— А в чем же я ассаруа лучший? — сердито откликался Камал Джаганатх и также гневливо тряс своей удлиненной, по виду схожей с яйцом головой, на макушке которой отросли сантиметров на пятнадцать густо-желтые волоски, кои ему халупники, подобно негуснегести, заплетали в десять тонких косичек.
Юный авгур не только цветом волос отличался от представителей своей расы, имея не как у других велесвановцев соломенные или их вариации, и даже не соломенно-красноватые, как у негуснегести, а именно густо-желтые, почти оранжевые, с ходом времени явственно наполняющиеся едва заметным мерцающим блеском. Он вроде, как и обладал с велесвановцами общими информационными кодами, однако, казался в строение тела, цветом кожи несколько иным. Ибо хоть и подрос за эти три колохода, к удивлению Аруна Гиридхари, несколько расширился в плечах и груди, став не то, чтобы плотным, но, однозначно, лишившись вложенной в коды велесвановского строения тела уплощенной стройности, и вроде как расширив сам скелет. Да, и вырос он совсем ничего, вместо положенных сорока сантиметров, к этому времени набирающих иными юными велесвановцами, едва натянул десять, так словно и тут проявлял знакомую из прошлой жизни заторможенность или предоставлял своему организму больший срок взросления.
Его зеленовато-коричневая кожа в отличие от наружного покрова других велесвановцев вместо болотно-сизых, расплывчатых пятен на поверхности, имела их медный оттенок, потому и десять чешуек во лбу отливали медно-серебристым цветом. Отличным не только от положенного серебристого сияния авгуров, но и медно-синего Аруна Гиридхари. И тут делая Камала Джаганатха иным, единичным в своем виде, таким образом, выказывая в нем какие-то другие информационные коды, хотя и родственные негуснегести.
Впрочем, сам ассаруа считал данное отличие возможными побочными последствиями принятия юным авгуром фантасмагории, столь яркой, четкой, насыщенной, каковую не видел и он — расаначальник велесвановцев. Посему не редкостью консультировался у главного дхисаджа тарховичей Ковин Купав Куна (возглавляющего Научное Ведомство Садханы, системы Тарх, Галактики Сварга) о тех или иных отступлениях от нормы в развитие собственного ссасуа. Хотя при этом, никогда не показывая Камала Джаганатха кому бы то ни было, и даже главному дхисаджу, да, как и понятно, на приглашения последнего пройти на планете Садхана обследования неизменно отвечал отказом. Словно нуждался в поддержке, рекомендациях, неизменно скрывая от любого стороннего взгляда уникального велесвановца.
— Я-то всего, что и умею, так это принимать фантасмагорию, — все с тем же недовольством говорил по-велесвановски Камал Джаганатх. — Во всем остальном я полный, — и теперь переходя на перундьаговский, добавлял, — провальный лузер. Самир к концу второго колохода уже частью умел оставлять блики движения. Я же…
— Ты, голубчик, другой в обучение. Не нужно себя ни с кем сравнивать и унижать словами, — мягко отзывался Арун Гиридхари, зачастую в такие моменты, прижимая к себе ссасуа. — Понеже должен проявить терпение, не более того. Как сие ты сделал в освоение языка.
Негуснегести так сказывал, потому как Камал Джаганатх сейчас с легкостью говорил на велесвановском языке. К радости ассаруа освоив наибольшее количество звуков, чем полагалось обычно велесвановцу.
— Да и ежели толковать о фантасмагории, — постоянно дополнял Арун Гиридхари, тем стараясь приободрить ссасуа и означить его место в расе велесвановцев. — Сия твоя способность вже не раз отводила неприятности от нашей расы. Не говоря о дарах и контрибуционной плате, кою ты, мой поразительный абхиджату, получаешь, не выходя из чертогов.
В данном случае и таким образом, указывая на то, что за ту или иную информацию, полученную за счет фантасмагории Камала Джаганатха, правители других рас в основном благодарили негуснегести не малой контрибуционной выплатой. Всеобщий эквивалент стоимости товара и средство платежа в Веж-Аруджане, который представлял собой самородные пластинчатые платиновые полосы, голубоватого цвета с сетчатыми прожилками, добываемые по причине редкости только в Галактике Брахма, в системе тарховичей Завируха. Контрибуционную плату, правители высокоразвитых рас хранили на своих центральных, или родовых планетах, и только Арун Гиридхари на планете Свадха, в системе Тарх, в Основном Вспоможательном Учреждение тарховичей, вновь удивляя Камала Джаганатха столь странной политикой нейтралитета.
Бликами движения, о коих говорил юный авгур, называлось распознавание ивереня окружающих материальных или нематериальных явлений сознанием, и настройка работы диэнцефалона в сочетание с организмом на постройку нити движения. Велесвановцы умели строить нить движения не только в гиалоплазматических Галактиках насыщенных гиалоплазмой, но и в Веж-Аруджане, где главной составляющей были газообразные вещества. Потому сами занятия были очень важными и в основном происходили в лесах, наполненных теми самыми отметинами, знаками, следами, рубцами, фрагментальными картинками, как пример растущего дерева, цвета его ствола, изгиба ветки, лежащего камня. Блики движения были первым этапом в освоение способностей велесвановцев на котором в дальнейшем и формировалось выстраивание нити движения, проложенного кодами диэнцефалона и как бы намотанной сверху кожной слизи, в последующем принятой и распознанной любым иным соплеменником.
Впрочем, вопреки стараниям, терпению Аруна Гиридхари и Камала Джаганатха, последний не мог и простейшего в освоение нити движения, отметить сами блики. Его диэнцефалон не то, чтобы не запоминал все эти знаки, следы, рубцы, фрагментальные картинки, а именно вид растущего дерева, цвета его ствола, изгиба ветки, лежащего камня, он просто не мог сохранить те отметки в памяти (соединив их между собой представленной нитью) даже на короткий промежуток времени. Не мог, не хотел или не считал нужным диэнцефалон ссасуа это делать, словно обладая чем-то иным, что поколь не в силах был показать, а может и освоить. Потому лесные прогулки, которые Камал Джаганатх так любил, Арун Гиридхари почти не свершал, зачастую занимаясь с ним в саду.