– Вы хотите высказаться? – спросил он Геннадия.
– Я хочу, чтобы вопрос о Брагине, как о морально разложившемся субъекте, был вынесен на обсуждение общего собрания, – ответил Геннадий. – А пока у меня к нему есть несколько вопросов.
– Прошу, – наклонив голову, произнес Дим-Димыч.
– Вы заявляете, что никогда не лжете?
– Вас это удивляет? – огрызнулся Дим-Димыч.
– Я спрашиваю, а вы отвечайте, – повысил голос Безродный, и его тонкие губы сжались.
– Если вы будете разговаривать таким тоном, – пожал плечами Дим-Димыч, – то я предпочту вообще не отвечать. Вы же не у себя в кабинете, а в парткоме.
Безродный побагровел, но, пересилив себя, уже обычным своим тоном спросил:
– Если вы выдаете себя за кристально честного человека, то ответьте при членах парткома: вы знали о том, что моя жена была к вам неравнодушна?
– Да, знал, – очень спокойно, с этакой снисходительной улыбкой ответил Дим-Димыч.
– Быть может, вас не затруднит ответить, – продолжал Безродный, – как же вы узнали об этом?
– Нисколько не затруднит. Узнал об этом я от вас, товарищ Безродный.
– Ложь!
– Нет, это правда. Вы сказали мне об этом, будучи слегка под градусом, год с небольшим назад на моем дне рождения в квартире Курникова.
– Ложь! – уже менее горячо возразил Безродный.
Тут уж не сдержался и я:
– Не ложь, а правда! Я был свидетелем этого разговора. Больше того, я помню и то, что ответил Брагин. Он сказал: «Геннадий! Можешь спать спокойно:
Оксана для меня слишком хороша».
– Тогда зачем она оказалась в его доме? – изменил курс Безродный.
– Об этом, мне кажется, лучше всего спросить ее, – предложил я, обращаясь к Фомичеву.
– А вы жену спрашивали? – спросил Фомичев Безродного.
– Жена врет, – отрезал он. – Я не верю ни одному ее слову…
– Товарищ Фомичев, – заговорил Дим-Димыч, – если вы дали возможность Безродному задавать вопросы, то, надеюсь, такой же возможностью могу воспользоваться и я?
– Что у вас? Давайте! – разрешил Фомичев.
– У меня такой вопрос к товарищу Безродному, – начал Дим-Димыч. – Коль скоро он вошел в мою Комнату вслед за мной, с разницей на полминуты, то он, возможно, видел, когда я подходил к дому?
Все повернули головы в сторону Геннадия. Тот передернул плечами и, усмехнувшись, бросил:
– Уж не рассчитываете ли вы, что я вел за вами слежку?
– Я ни на что не рассчитываю. Я спрашиваю: возможно, вы видели меня?
– Нет, не видел.
– А как вы узнали, что ваша жена сидит у меня в комнате?
– Жена – другое дело, за вами же я не намерен следить.
– Допустим. Но вы учтите, что жена ваша ожидала меня полчаса, что, впрочем, известно вам лучше, нежели мне.
– И что же? – с вызовом ответил Безродный.
– Ничего. Больше вопросов у меня нет. Мне все ясно.
– Что вам ясно?
– Все!
– Вы намекаете на то, что я преувеличиваю?
– Преувеличиваете? Это не то слово. Для этого в нашем лексиконе можно будет отыскать, когда это понадобится, более точное определение.
– Хватит! – прервал Фомичев и встал. – Я предлагаю поручить товарищу Трапезникову побеседовать С женой Безродного и доложить о результатах беседы нам. Не возражаете?
На этом беседа окончилась. Все стали расходиться.
Идя с Дим-Димычем по коридору, я спросил его:
– Ты в самом деле не знаешь, зачем к тебе явилась Оксана?
Дим-Димыч покачал головой и сказал:
– Плохи мои дела, если даже ты мне не веришь.
– С ума спятил! Почему ты решил, что я тебе не верю?
– По твоему вопросу.
– Да ну тебя к черту! Не лови на слове! Я не то хотел спросить.
Дим-Димыч обнял меня за плечи:
– Шучу. Что тебя интересует?
– Меня? Мне хочется знать, как ты сам себе объясняешь визит Оксаны?
– Ума не приложу. Опоздай Геннадий на две-три минуты, она бы, конечно, все выложила, но он вошел почти следом.
– Странно! Очень странно…
На этом мы и расстались.
18 января 1939 г
(среда)
Телефонный звонок поднял меня с кровати около шести часов утра. Звонила междугородная. Какой-то район вызывал меня к телефону, но какой именно – я не узнал до сих пор. Разговор не состоялся. Просидев у безмолвствующего аппарата с четверть часа, я выругался и лег в постель. Но склеить прерванный сон не удалось. Тогда я надел свой любимый теплый халат, включил настольную лампу и сел за стол.
Надо записать несколько слов о стеснительном поручении, данном мне Фомичевым. На другой день после совещания в парткоме я дозвонился до квартиры Безродного и условился с Оксаной о встрече.
Передо мной была поставлена ясная задача: узнать от Оксаны, что привело ее поздней ночью к Дим-Димычу. Кажется, проще пареной репы: задать вопрос и выслушать ответ. Но так только кажется. Этого-то простого вопроса я сразу задать и не мог. Я стал блуждать вокруг да около, делать большие круги, ставить наводящие вопросы. Но она предпочитала отмалчиваться.