Мы подошли ближе к покойнице. Ни крови, ни повреждений, ни ранений, ни следов насилия и сопротивления – ничего. И само понятие «смерть» казалось здесь нелепым, нереальным, невероятным.
Женщине можно было дать от силы двадцать пять – двадцать шесть лет.
Природа наградила ее красивым телом, правильными, хотя и немного крупными, чертами лица, большими, сочными, хорошо очерченными губами и черными густыми волосами, собранными в тугой узел. Нежные, незагрубевшие руки со свежим маникюром говорили о том, что хозяйка их не знала тяжелого физического труда.
И на лице с уже побледневшим покровом кожи нельзя было подметить даже намека на какую-то муку.
Я отлично знал, что решающие выводы приходят не в начале расследования, а в конце его, и все-таки подумал: «О каком убийстве может быть речь? При чем здесь убийство?» Доктор Хоботов, скрестив руки на груди, исподлобья смотрел в упор на покойницу, шевеля, как жук, своими проволочными усами. Потом он отвел взгляд и сказал:
– Температура отличная. Форточку можно закрыть.
Каменщиков направился к окну, и в это время облезлая кошка выбралась из-под стола, примерилась и прыгнула на грудь покойной.
– Брысь! Брысь, чертова душа! – крикнул доктор.
Кошка метнулась назад под стол.
– Санитарную машину можно вызвать? – спросил Хоботов Каменщикова.
– Безусловно.
– Вызывайте! Пока она подойдет, я посмотрю эту особу, – и доктор кивнул на покойницу.
Каменщиков направился к двери.
– Я распоряжусь. – Он оглянулся на пороге. – И если не особенно нужен вам – отлучусь часа на два-три. У меня бюро райкома сегодня.
Дим-Димыч ответил за всех:
– Пока не нужны. Поезжайте!
Стуча сапогами, Каменщиков почти побежал по коридору.
Хоботов поискал глазами, куда можно пристроить шапку и пальто, и положил то и другое на диван. Затем ожесточенно потер свои большие, покрытые золотистым пухом руки, пододвинул стул к кровати, сел на него и извлек из кармана большую лупу в нарядной перламутровой оправе.
Мешать людям и отвлекать их от работы не входило в мои правила.
Дим-Димыч придерживался такой же точки зрения. Мы уже знали, что тщательный осмотр комнаты сделан, подробный отчет составлен, снимки произведены, все предметы, имеющие значение для следствия, собраны, оттиски пальцевых следов обработаны, но тем не менее решили познакомиться с квартирой и вещами, в ней находившимися.
Кроме кровати, здесь стояли хромоногий дубовый стол, два дубовых же стула с отполированными до блеска сиденьями, диван, обитый черным дерматином, и рукомойник в углу. На крышке его лежал небольшой обмылок с прилипшими к нему волосами. Штифт умывальника проржавел и не держал воды.
Вся она была в ведре.
На столе остались бутылка из-под вина и водки, видимо, кроме тех, которые сочли нужным приобщить к делу, пустая банка из-под шпрот, колбасная кожура, мандариновые корки, обертки от шоколада и конфет, хлебные крошки.
Мандаринов ни в районе, ни даже в областном центре не было. Их привезли, очевидно, ночные гости с собой.
Доктор между тем занимался мертвой. Теперь она лежала уже не на спине, а на боку, лицом к стене, и Хоботов внимательно исследовал ее тело через лупу.
– Серьги ей теперь ни к чему, – сказал он, добравшись до лица и отстегивая от ушей простенькие украшения. – А следствию они, возможно, понадобятся. Нате-ка!
Дим-Димыч взял бирюзовые серьги и Спрятал в карман.
Доктор встал, окинул взглядом стол и философски изрек:
– Да… Алкоголь развязывает языки и упрощает отношения. Это факт.
Мы смотрели на него, ожидая, что он скажет дальше.
Хоботов вынул из кармана небольшую плоскую флягу со спиртом, тщательно протер свои руки.
– До вскрытия я не могу предложить вам исчерпывающего объяснения, – но… – он поднял указательный палец, – но одно могу сказать уже сейчас; мы имеем дело с убийством. Ее умертвили.
– Умертвили? – недоверчиво переспросил я. – Вы уверены?
– Сомнительно, – высказался Дим-Димыч.
– Абсолютно уверен, – твердо заявил доктор. – Она не по собственному желанию покинула лучший из миров. По всему видно, что она даже не заметила, как очутилась на том свете. Вернее, не почувствовала. Смерть пришла мгновенно. Кроме того, она была сильно пьяна. Возможно, до бесчувствия. А женщина, скажу вам, первосортная. Ее бы в натурщицы хорошему мастеру…
В коридоре послышался топот, а затем стук в дверь.
Я разрешил войти.
Двое санитаров с носилками вошли в комнату.
– Морг в вашем городе существует? – обратился к ним доктор.