Потому, что не веришь ей. Какие у тебя для этого основания – мне неведомо.
На это факт. А вот Лидия за тебя спокойна. Она сама говорила это не раз мне, Геннадию, Оксане. И еще могу добавить: если тебе понравится кто-либо, ты скажешь об этом Лидии. И Курников скажет своей жене. И жена Курникова скажет мужу. А Лидия – не знаю.
– Да. – только и смог я выговорить.
– Вероятнее всего, не скажет, – подтвердил Дим-Димыч. – Она дорожит тобой. Ты нужен ей. Она видит и знает тебя насквозь. Знает, что такого мужа, как ты, найти не просто.
– И в то же время…
– И в то же время она не прочь развлечься на стороне.
Да… Такие смелые суждения можно было принять без обиды только от подлинного друга.
– А не кажется ли тебе, – сказал я, – что между Оксаной Безродной и твоей Варей много сходства?
– Неудачное сравнение, – возразил Дим-Димыч. – Все равно что луна и солнце. Первая только светит, а вторая светит и греет. Слов нет, Оксана женственна, красива. И при всем том особа она плотоядная. Я чувствую это на расстоянии.
– Она умна, – заметил я.
– А что мне ее ум! Мне дороги у женщины сердце, душа. Да и что значит умна? Это спорный вопрос. Нет-нет… Между нею и Варей очень мало сходства.
Разве что внешне.
– А что ты скажешь… – начал было я, но в буфет вошел мой начальник Курников.
Он подсел к нашему столику, и интимная беседа прервалась…
Сейчас я пишу и думаю, что дал неполную характеристику Дим-Димычу.
30 декабря 1938 г
(пятница)
Сегодня в начале вечерних занятий мне позвонил Курников и приказал:
– Сходите к Безродному и возьмите у него материалы следствия на арестованного Чеботаревского.
– Он в курсе?
– Да. Есть распоряжение начальника управления. Дело примите к своему производству.
– Есть, – ответил я и отправился выполнять приказ.
Я слышал о Чеботаревском со слов Дим-Димыча. Дело находилось в его отделении. Но оно, как я понял друга, и к нам имело такое же отношение, как к отделу Безродного.
Чеботаревский Кирилл, двадцати двух лет, цыган по национальности, конюх по профессии, был арестован по подозрению в шпионаже в пользу румынской разведки. До революции семья Чеботаревского жила в Бессарабии, а потом отец с двумя сыновьями остались в городе Сороках, а мать и дочь переехали на другую сторону, в деревушку против города Сороки. Между семьей лег Днестр.
Кирилл Чеботаревский тянулся к матери. Не один раз он перекликался через реку с сестрой и наконец не выдержал и однажды ночью переплыл Днестр. Тогда Кириллу было пятнадцать лет, и звали его все Кирюхой.
Выбравшись незамеченным из пограничной зоны, Кирюха проследовал в Тирасполь, явился в ОГПУ и рассказал о нарушении границы. Подростка-цыгана не арестовали, не судили, отпустили к матери и лишь запретили выезжать в места жительства. Пять лет спустя семья перебралась в нашу область. Кирюха не кочевал с таборами ни одного дня. Получив в наследство от отца неистребимую любовь к лошадям, он со всей цыганской страстью отдался профессии конюха. Работал в колхозе под Тирасполем, числился в ударниках, красовался на Доске почета, окончил школу для взрослых. Когда же сестра его вышла замуж за тракториста и поехала с мужем в совхоз, мать и Кирюха отправились за ними.
Прошло около двух лет. Кирюха стал комсомольцем. В ноябре этого года его, как выразился Безродный, «загребли».
Сверхбдительный начальник районного отделения ОГПУ сумел доказать такому же, видно, как и он, прокурору, что Кирюха Чеботаревский – пришелец с чужой стороны и, следовательно, шпион.
Душа Кирюхи протестовала… Он плакал, бил себя в грудь, рвал волосы, клялся, молил, ругался, но ничто не помогало. Его отправили для решения судьбы в область.
Вот это-то дело и поступало теперь ко мне по указанию начальника управления.
Безродный был у себя. Получив разрешение, я вошел в кабинет.
– Садитесь, товарищ Трапезников, – пригласил он в этим «садитесь» как бы напомнил, какая дистанция разделяет нас. – Чем могу служить?
Я объяснил.
– Да-да… – кивнул Геннадий. – Дело чистое, и очень жаль, что мы не успели довести его до конца, Почему ваш Курников берет его с неохотой – не знаю.
Я пожал плечами. То обстоятельство, что Курников берет дело с неохотой, было для меня новостью.
Геннадий между тем снял трубку.
– Брагина мне!.. Товарищ Брагин? Это Безродный… Зайдите с делом Чеботаревского. Что? Хорошо, зайдите вдвоем.
Я понял, что Дим-Димыч счел нужным явиться вместе с работником, за которым числилось дело.
Через минуту вошли Дим-Димыч и помощник оперуполномоченного Селиваненко, молодой паренек, проработавший в нашей системе не более года.