— Ты это откуда?
— С коммутатора через сцену. Тут ближе.
— Ревнуешь?
— Нет! — решительно ответила она и тряхнула головой.
— Смотри, — продолжал я в шутливом тоне, — Оксана — соперница опасная.
— А это не от нее зависит, а от Димы. А в него я верю.
К Вареньке подскочил этаким фертом Селиваненко, получивший на концерте наибольшее количество аплодисментов за художественное чтение, и пригласил ее на танго.
— Дуй, Варенька, — подбодрил я ее. — Димка в тебя тоже верит.
Я наблюдал за обеими парами. Что и говорить, Оксана красива, и все-таки между нею и Варей есть что-то общее. Они почти одинакового роста, обе статные, у обеих сильные, стройные ноги, чудесные руки, высокая грудь, пышные каштановые волосы. И на этом, кажется, сходство заканчивается. Черты лица и глаза разные. Тут прав Дим-Димыч. Оксана — воплощение холода, а Варенька — одухотворенная теплота.
Когда музыка смолкла, первой ко мне подошла Варенька, а за нею Дим-Димыч. Она сейчас же взяла его под руку и, заглянув в глаза, спросила:
— Ну как?
Дим-Димыч смешно дернул головой и лаконично ответил:
— Хищная особа.
Я поболтал с ними немного, а когда танцы возобновились, направился в бильярдную. Там было так накурено, что дым четко, видимо на глаз отделялся от чистого воздуха. За единственным не очень плохим столом с костяными шарами шла горячая битва «на вышибаловку». Я взял кий, вошел в игру и не посрамил чести отдела! Воспользовавшись тем, что Фомичев дважды выпустил «свой» шар за борт и дважды заплатил штраф, я «вышиб» его под дружные хлопки болельщиков.
Второго января наш отдел походил на бивак. По коридору сновали работники, хлопали ежеминутно двери, стучали машинки, составлялись справки, ведомости, списки. В должность начальника отдела вступал новый человек, некто Кочергин, приехавший из Белоруссии. Я его видел пока один раз на совещании и ничего о нем сказать не могу.
А вчера я проводил в командировку Дим-Димыча.
Было около восьми, а то и все восемь вечера, когда дежурная машина доставила нас на вокзал.
С неба сыпалась снежная мелочь и щекотала лицо.
Дим-Димыч взял меня под руку, и мы зашагали по безлюдном перрону.
Столбик ртути на большом градуснике, прибитом к стене вокзала, показывал около двенадцати градусов ниже нуля.
— Не успел проститься с Варей, — пожаловался Дим-Димыч. — Заглянул на коммутатор, а ее там нет…
— Беда небольшая, не на войну едешь.
— Так-то оно так, но порядок нужен во всем…
Он не договорил. Кто-то налетел на Диму сзади и едва не сбил с ног.
— Пришла-таки! — заметил я.
Варя скороговоркой объяснила, что вырвалась из коммутатора без ведома начальника телефонной станции, что в ее распоряжении считанные секунды, что ожидать поезда, а тем более отправления его она не может.
Дело ясно! С места в карьер они начали прощаться. Я, как человек деликатный по натуре, отошел в сторонку.
Прощание прошло в быстром темпе. Оно сопровождалось взглядами, вздохами, объятиями, жаркими поцелуями, но без слов. Да и к чему здесь слова!
Можно было подумать, что Дим-Димыч едет не на неделю, а на год и не в райцентр нашей области, а в экспедицию по открытию нового материка.
Когда удовлетворенное «восьмое чудо света» затопало своими валенками к выходной калитке, к платформе подошел поезд.
У вагона я сказал Дим-Димычу:
— Потешные люди вы, влюбленные.
— И ничего не потешные, — ответил он. — От Адама и Евы до наших дней все влюбленные одинаковы. А ты знаешь, по какому делу я еду?
— Понятия не имею.
— Любопытная история. Месяца два назад на одну из строек Сибири приехал член крайисполкома. Был митинг. На глазах у всех к члену исполкома подбежал какой-то тип и с ходу выпустил в него три патрона. Когда его пытались схватить, он хлопнул еще одного, двоих ранил, а последнюю пулю пустил себе в рот. И делу конец. Опознать убийцу-покойника никто не смог. Документов при нем не оказалось. Единственная улика — пистолет «парабеллум».
Мы прогуливались вдоль вагона.
— Так… — сказал я. — Нелепая история. Но это же в Сибири?
— Да, в Сибири. Но теперь выяснилось, что «парабеллум» принадлежал до ноября 1936 года работнику военкомата Свердловского района нашей области.
Я свистнул и спросил:
— Где же он, этот работник?
— Сидит в тюрьме.
— За что?
— На это я отвечу, когда вернусь. Пока неясно.
— Ну, желаю тебе успеха. Заходи… Уже два звонка.
Я усадил Дим-Димыча в плацкартный вагон и вернулся в город.