— В таком случае, — удивленно поднял я брови, — к чему вам было связываться с шантажистом?
— Ее адвокат — чертовски хитрый парень, — усмехнулся Бэджер. — Жена знала, что я завел себе девушку на стороне, но ничего не могла доказать. Она целый год не давала мне развода, пытаясь меня поймать. За мной по пятам следовали детективы… чего они только не перепробовали.
— Кто эта девушка в приемной, та, что принесла вам письмо?
— Это человек, которому я могу доверять.
— Как ее зовут?
— Мелли Белден.
— Не Милли?
— Нет, Мелли.
— И вы всецело ей доверяете?
— Я готов доверить ей свою жизнь.
— Эта Мелли предана вам до такой степени?
— Она предана работе. Она компетентна, способна, хладнокровна, сдержана и лояльна.
— А Хелен Лумис, она знает, кто вы на самом деле?
— Нет. Она знакома только с Медли. Когда поступает какая-то важная корреспонденция, она звонит ей. Мисс Лумис полагает, что именно Мелли и представляет Финансово-страховую компанию Даусона.
— Вы оставляете за собой так много следов, что адвокату вашей жены грех было бы ими не воспользоваться.
— Но они не воспользовались.
— Но вы боялись, что за этим дело не станет?
— Если бы шантажист отправился к адвокату жены, он мог бы продать ему информацию за очень приличную сумму, и он прекрасно это понимал.
— Как его звали?
— Диринг Л. Кэнби.
Какое-то время я переваривал информацию, затем спросил:
— Откуда вы знаете, что он этого не сделал?
— Не сделал чего?
— Не отправился к адвокату вашей жены?
— Потому что они так и не получили нужных доказательств. Они у меня.
— Мне кое-что известно о шантаже и шантажистах, — заметил я. — Если на рынке существует конкуренция, товар попадает к тому, кто больше заплатит.
— Только не в моем случае, — усмехнулся мой собеседник.
Я задумался снова.
— Вы сошлись в цене?
— Да.
— Сколько?
— Двадцать тысяч.
— Эти доказательства стоили больше?
— Я выложил бы и сто, если бы это было нужно.
— Значит, вы встретились в меблированных комнатах?
— Да.
— Комнату снимал шантажист?
— Да. Он сказал, что хочет быть уверен в том, что помещение не прослушивается.
— Но не принес с собой компрометирующие материалы?
— Нет.
— Вы оговорили время встречи?
— Почему вы об этом спрашиваете?
— Это может иметь большое значение.
— Мы оговорили время встречи, причем он предупредил, что будет ждать не больше двух минут.
— Не больше двух?
— Совершенно верно.
— То есть вы могли прийти раньше назначенного срока, и это было бы вполне допустимо, но ни в коем случае не должны были опоздать больше чем на две минуты? — уточнил я.
— Правильно.
Пошевелив извилинами еще немного, я спросил:
— Сколько дней вам осталось до развода?
— Около десяти.
Я тяжело вздохнул.
— Благодаря вам я влип в это дело с дорожным происшествием, — сказал я, — а теперь еще и убийство на мою бедную голову. Я вот что скажу: многие вещи юридически являются строго конфиденциальными, но только не информация об убийстве. Если я не сообщу об этом в полицию, у меня будут серьезные неприятности.
Он поднял руки вверх, словно бы оправдываясь:
— Вы просто не оставили мне выбора. Я был вынужден все рассказать. Вы шли по горячим следам и все равно докопались бы до сути.
— Да, — согласился я, — я бы докопался. Мне полагалось как можно дольше водить за нос полицию, пока вы спешно создавали себе алиби. Копам известно о Диринге Кэнби?
— Они знают, что он был шантажистом. Им также известно, что у него намечалась встреча с объектом шантажа. Они знают про снотворное, подмешанное в коктейль, и что он умер насильственной смертью. Еще они знают, что при нем не оказалось компрометирующих материалов. Там по соседству стояла машина Филлис. Вот почему нам пришлось действовать быстро. Копы разыскивают ее, чтобы допросить, и, когда отыщут, у нее должно быть прочное алиби. Я хочу, чтобы полиция Лос-Анджелеса обеспечила ей алиби до того, как здесь станет слишком жарко.
Я молча выслушал его.
— Итак? — спросил он. — Собираетесь сдать меня властям?
— Еще не знаю.
— Если нет, то перед вами открываются широкие перспективы.
— Насколько широкие?