***
И Хокаге побежал. Даже не дослушав слова неожиданной союзницы, не разбирая дороги и заплетаясь в ногах. Побежал что есть мо́чи, путаясь в извилистых тропах разрушенных домов. Осталась только Мидори, только она - Наруто не имел права подвести ещё и дочь. Спустя несколько минут утомительного бега силы всё-таки покинули его тело, и Хокаге перешёл на шаг. Где же он, чёрт возьми, находится? Где искать заветное, единственно верное направление? Свернув в очередной проулок, он собирался в который раз испытать удачу и попробовать активировать режим отшельника, но вовремя заметил расширившееся пространство. Людской гомон сразу же привлёк внимание, и Наруто замер. Секундная растерянность - а затем поспешно отступил, прячась в тени руин. Понять было трудно, но отчего-то Хокаге предположил, что видел Центральную площадь. В отличие от удалённых районов, на площади собралось относительно много народу. В бесконечном копошении они были заняты странным делом, от которого веяло всеобщим безумством. Словно в трансе они размеренно тащили в центр - к возвышающемуся остроконечному столбу - обломки, навскидку деревянные. Кто хромал, кто придерживал ранения руками, кто на исходе сил, но скрупулёзно и упрямо продолжали идти к столбу. А сбросив свою ношу к его основанию, разбредались в поисках чего-то нового. В самом деле какая-то чертовщина! И лишь минуя некоторое время, Наруто сообразил приглядеться к самому столбу. Его взор медленно скользнул вверх, и тело мгновенно охватило невыносимой слабостью, глаза расширились, а во рту пересохло, будто в пустыне. Висельник! Тёмные волосы, терзаемые ветром, до боли знакомые черты лица, пусть и слегка искажённые багровыми подтёками, и устрашающая неподвижность. - Кейтаро... - тихо выдохнул Наруто и стиснул зубы, чтобы подавить очередной отчаянный вопль. Такого не должно было случиться! На окровавленной шее контрастно выделялся металлический блеск цепи, на которой он был подвешен, и Хокаге заколотило, точно в лихорадке. Их помыслы моментом сделались ясными: они собирались его сжечь! Словно и без того очевидной смерти Учихи им было недостаточно, словно они не верили, не принимали факта и жаждали продлить его страдания. «Ублюдки!» - выпалило сознание, но наружу вырвалось лишь невнятное мычание, будто бы губы намертво склеились. Нос забила влага непролитых, застрявших где-то внутри слёз, от нехватки кислорода голова пошла кругом, а грудную клетку охватило тугим обручем утраты и вины. И нестерпимо замутило, подвело откуда-то снизу, сжалось в комок, устремилось вверх - Наруто не выдержал и, упав на колени, сложился пополам, после его тут же вывернуло наизнанку. Все внутренности мучительно скрутило, от чего он глухо застонал, а от горечи во рту затошнило повторно. Хокаге судорожно откашлялся, подавляя новый позыв, вытер грязный рот лохмотьями рукава и устало привалился плечом к стене. Сил больше не осталось. Совсем. Никаких. Казалось, тяжесть сотен мертвецом придавила его к земле и сделала неподъёмным даже мизинец. - Прости... меня, - бездумно пытался вымолвить Наруто, но спазмированная глотка искажала звук, и мольбы получались неразборчивыми и жалкими. «Прости меня, прости, прости!» - и сам не понимал, у кого именно просил прощения: у Кейтаро, которого бросил одного тонуть в пучине несправедливой ненависти, у Мидори, которой дал обещание защитить, или же у Сакуры, которой не помог сберечь единственного сына. Как всегда это бывало с Учихами, он опоздал. Непростительно и в который раз. И что же теперь сказать Мидори? Как утешить? Как помочь пережить эти первые в её жизни потери? Наруто медленно прикрыл глаза, ощущая опустошение, и пришёл в себя только тогда, когда слух уловил тихое потрескивание огня. Он вновь перевёл мутный взор на центр площади. Собранный хворост уже начинал заниматься пламенем, а значит, Ренна не соврала: здесь действительно спасать было некого. Пора. Мидори всё ещё нуждалась в нём. Еле поднявшись на обессилевшие ватные ноги, Хокаге пришибленно побрёл прочь, толком и не осознавая, куда именно двигался. Его то и дело погружало в тёмный омут гнетущих мыслей - разум банально не успевал фокусироваться и воспринимать события извне. Он просто шёл не глядя, повинуясь рефлексам, пока... Каково же было его удивление, когда он вдруг оказался у развалин главных ворот. Наруто неверяще остановился и осмотрелся, до сих пор сомневаясь в правильности выбранного пути, но по всем ориентирам получалось, что он и правда оказался на выходе из селения. Конечно же, ворот теперь не было - вместо них дорогу преграждала груда валунов, однако даже подобное обстоятельство не сумело погасить внезапно возникшее облегчение. Блёклое, слабое - но всё-таки облегчение. Теперь Наруто мог с точностью сказать, где спрятал дочь, не уповая на непокорный сегодня режим отшельника. А это дорогого стоило. Собрав остатки сил для прыжка, он преодолел руины ворот и в следующую секунду приземлился на тропу, ведущую в коноховский лес. «Я скоро, Мидори...» - и хотел было двинуться вглубь, как боковое зрение уловило розовое пятно. Сперва Наруто не придал этому значения - даже не повернул головы, не остановился, - но потом резко осознал. И словно бы заледенел. Он боязливо обернулся, чтобы рассмотреть получше, и... - Сакура, - тихим шелестом сорвалось с губ, и ноги сами понесли его к распластанному телу. «Пусть она будет живой! Пусть будет живой!» Наруто так остро нуждался сейчас в чуде, хотя бы в маленькой его крупице, и молился всем богам, чтобы оно всё-таки случилось. Подбежав к бывшей сокоманднице, Хокаге опустился рядом с ней на колени и немедля перевернул... Взгляд потух в тот же миг: в него вонзились остекленевшие, застывшие глаза, поддёрнутые серым флёром. Как глупо было вообще на что-либо надеяться. Чудо? Чудес не бывает, и Наруто убеждался в этом с каждым прожитым мгновением всё больше. В груди Сакуры зияла открытая рана, обрамлённая сгустками уже свернувшейся крови, и от созерцания подобного он ощутил себя настолько беспомощным, бесполезным и виноватым, что тело сразу отозвалось иголками онемения. Несправедливо... Он накрыл её веки закоченевшими пальцами и бережно опустил их, а затем ласково провёл ладонью по холодной щеке. Слёз не было, и злости тоже. Была лишь скорбь, сломленность и разочарование. Чудовищно несправедливо.