"Сфинкса" - произнёс вдруг в мыслях Витин голос.
- Сфинкса, - повторила заворожённо я. Денис глянул вопросительно, понял - и мы отправились здороваться с храмом Мудрости.
- Тебе не кажется странным, Динь, что о Боге всё время говорят в мужском роде? Между тем, во всех религиях древности были и богини, творившие вместе с богами, а то и вместо.
Хороший вопрос. Говорю же - друг мой, и без того чувствительный, от общения со старинными вещами ещё восприимчивей стал. Взял и прочёл мои мысли, причём ладно бы оформившиеся - то, что Денис произнёс, бродило во мне смутными ощущениями.
- А Богородица?
- И впрямь, отвлёкся. А ведь Она - мама Бога. Матерь Божия.
Я промолчала - за деревьями уже показались белые стены собора, и волновало это почему-то до сбоя дыхания.
- Мутер, - улыбнулся Денис, который в школе немецкий изучал.
А на меня снизошло очередное сатори. Не скажу, что это сильно неприятно, когда тебя молнией в маковку тычут, однако мир на несколько мгновений теряет краски и даже очертания. То ли так озаряет?
Но так похожи оказались "мудрость" и "мутер", что заподозрить тут случайность мне даже и не помыслилось.
А ведь и впрямь... Господи, почему я раньше этого не заметила? Витя изловчился сфотографировать новгородскую Софию так, что представилась мне женщина на крайнем сроке тягости. В просторной белой рубахе, стояла она на земле, гордо и пылко несущая бремя своё и готовая разрешиться от него. А всё нет разрешения. Всё полнится и полнится тело её народом - поколение за поколением идут люди в храм, причащаясь Богу - отцу и матери мира.
Со звонницы серебром плеснули колокола.
- Видишь, верно мыслишь, - любнул мя Денис самой чудесной из своих любок. А я от полноты чувств просто полезла обниматься.
Но боль по Вите никогда не отпускала - и не отпустит, даже если... даже когда я пойму, почему он ушёл. Страшно неправильное что-то было во всём этом, такое неправильное, что и в светлой радости подаренного через него откровения кровила душа моя. И чем больше открывалось, тем сильнее кровила.
Я поёжилась. И тут же спине стало вдруг тепло, рукам - тоже, меня как-то укрыло сразу всю и от всего - на душе тоже потеплело. Денис стоял и закрывал меня собой - и я поняла, что хотел сказать Витя там, у стены детинца. Женщину - а значит, и всех детей, даже нерождённых ещё - вглубь, к сердцу, ибо они и есть - сердце. А мужчине - всегда стоять на страже этой жизни!
Так вот твоё лицо, мироздание?
И откровения - не закончатся?
Ответов я не ждала - но собралась жить, изо всех сил жить, и всех, кого смогу, тащить в жизнь! Она так оглушительно прекрасна. Словно Бог, к которому спешили Витины жрецы Смерти. Но зачем придумали они, будто надо торопиться - туда.
И что толкнуло вслед за ними Витю - ведь он, записавший ту странную историю, знал... знал?
Денис так хотел заглянуть в краеведческий музей, Денис так хотел показать мне Ярославово торжище, попытался увлечь меня идеей прогулки по крепостному валу, но:
- Диньдиньчик, мы не туристами тут!
Денис грустно взглянул на знаменитую звонницу, поднял лицо к голубю, украшающему крест на главном куполе Софии, и заявил торжественно:
- До свидания!
"- Ярра лука до ны но! - прык Мудр до готора. - Рабы Мерта омолоха хоща?! Ту Майя шасть?! Неладо, ой, неладо вей. Плодища и множища, реки быщи. Но лука в мерю торопу кладити - то Коя дее!
- Тай! - Иригис мов. Тайхо сташа вече. - Мерты рабы боя само хоща, чрез то врата ту Майя рыти и ны ведити до. А Ярровы ребы ны! Луками исходи, людь. Град сей у Мерта уж, боя не деим мертам. Жиди мы! Жити исходиша. Пешити до родов своя, людь, излучаеши хучи Око доклади.
Совестно исходиша вече, аки един мовчи".
Вот это Иригис! Ну, молодчина! Не принять бой - это ж тоже уметь надо. Особенно с теми, кто уже приговорил к смерти не только себя. Надо же, захотели поскорей к Богу. В самом деле, вавилоняне... только и осталось тем, кто жить хотел, разойтись подальше от этих самоубивцев...
Витенька... ты всё-таки сам себя порешил? От мёрзлой мысли этой стало не просто холодно - руки-ноги перестали слушаться, в животе вспух кусок льда. Я просто представила себе последний Витин шаг. Страшное, невыносимое доказательство от обратного. Не жалости ради - оттолкнуть!
Чёрт тебя подери, герой!
А ты не подумал, что кому-то можешь стать примером? Почему не стал жить?
От рукописи осталось всего ничего - несколько абзацев, написанных странным этим языком - "всехним", как я назвала его для себя.
"- Камене, исход. Се каз!
- Годити ту жита, волхо. Камене месть следы, ладити ладии мертам. Стею.
- Камене, - Иригис стын. - Се, жити, ладо! Геньей, годиньей маю тя.
Немовна стоя сфинкса.