– Не стану я передавать нашу силу человечке! – отрезал пастырь. – Ты что, уже позабыла, Ашша, что сотворил Фэй-Чар по имени Дорг Лютый? Возомнил, что он лучше других, и развязал Кровавую войну. С тех пор мы, пастыри, зареклись таким способом людей исцелять. – Он гневно взмахнул рукой. – Конечно, многие люди и существа уже и не вспоминают об этом. А Дорга Лютого и Фэй-Чар считают не более чем сказочной выдумкой. Но мы-то знаем, как оно было на самом деле. Свыше тысячи лет пастыри Запредельных земель оставались верны данному слову, и я не намерен его нарушать!
Ашша приготовилась отвечать, но Борхольд ее опередил.
– До воителя этого мне дела нет. А чтоб внучка моя как вы стала – да я скорее умру! Ты! – Старик поглядел на Фэйра, и глаза его недобро сверкнули. – Сказал, что людям волшебство неподвластно. А выходит не так. Лжец!
– Я сказал – простым людям, – тихо ответил тот.
Взгляд Шарши вдруг споткнулся о понурого мальчика. В жемчужных глазах вспыхнула запоздалая догадка.
– Ты знал! Вот почему амулет ей на шею надел! Знал, какова цена исцеления. Знал, как это опасно. И все равно решился привести их сюда!
– Знать – не знал, – качнул головой Фэйр, – ведь вживе я Фэй-Чар не встречал. Но догадывался, виновен. – Он вздохнул. – Хотя, по правде, надеялся больше. Что сказы про Фэй-Чар не пустой звук. Что пастырь Шарши воистину великодушен и мудр. И не оставит в беде безвинное дитя.
– Не пойму, про что вы толкуете, – вновь вмешался Борхольд, – и при чем тут амулет, да мне до того и дела нет. Наслушался, хватит. – Он обернулся к Лахте и Бральду. – Уходим немедля!
Шарши поджал губы.
– Вот и ступайте!
– Ай-яй-яй, поглядите-ка на себя! – цокнула языком Ашша. – У обоих бороды уже, а ведете себя как строптивые юнцы. Так и брызжете яростью, а при вас умирает дитя. Постыдились бы! – Она с укором поглядела на притихших упрямцев. – Время нынче смутное. Как по мне, если пастырь и человек в этот неровный час примирятся, из этого непременно выйдет что-то хорошее.
Шарши недоверчиво хмыкнул.
– Или появится Чара, стократ ужаснее Дорга Лютого.
Борхольд потемнел лицом.
– А какой же еще ей стать, если вы отравите ее своим волшебством?
– Довольно! – вскричала Лахта. – Я не могу больше этого слушать. – Она вперила в Шарши решительный взор. – Что бы вы ни говорили, я отсюда не уйду. И буду неустанно вас о помощи молить. – Она поглядела на Борхольда. – А как поступишь ты? Обречешь любимую внучку на смерть? Подумай, – Лахта подалась вперед, – как поступил бы Хальд на твоем месте?
Старик вздрогнул как от пощечины. Яростная мгла в его глазах неохотно рассеялась. Он обвел немигающим взором замерших пастырей, Лахту и Бральда, перевел взгляд на неподвижную Хейту и, как давеча, перед походом сюда, переменился в лице. Он долго молчал, собираясь с духом, и, наконец, трудно заговорил:
– Нынче многое, во что я верил, на деле оказалось трусливым враньем. Хальд всегда это знал и пытался мне рассказать. Про лес, про пастырей, про волшебство. А я гневался, наказывал его, позорил. Я виноват перед ним. – Борхольд судорожно вздохнул. – Сына я подвел, но дочь его подводить не намерен. – Он решительно взглянул на пастыря. – Исцели мою внучку, премудрый Шарши. Как бы там ни было, больше жизни буду ее любить!
Теперь все взоры обратились к пастырю. Тот понял, что его загнали в угол. Но без боя сдаваться он не желал.
– Вы думаете, добра ей желаете? – сурово бросил он. – От смерти хотите спасти? А вы знаете, что порой жизнь смерти страшнее? Фэй-Чар – не люди, но и не существа. Они особенные. Иные. На них везде смотрят косо. Не могут понять и не желают принять. Ваша дочь будет везде лишней. Везде чужой. Одиночество станет ее вечным спутником. Путь изгоя – вот что ее ожидает. И мало кому удается пройти этим путем и сохранить хотя бы остатки рассудка. – Он шагнул навстречу Лахте. – Подумай, такой судьбы ты бы хотела для своего дитя?
Лахта сдвинула брови и упрямо поджала губы.
– Хейта будет жить, мне этого довольно. Может статься, не все так страшно, как вы сулите. Мир велик. Где-нибудь она найдет свое место.
Шарши долго сверлил ее суровым взором и, наконец, тяжко вздохнул. Устало махнул рукой.
– Ладно. Будь по-вашему. – Он вскинул палец. – Но с этого дня мы тоже станем ее семьей. Будем учить ее всему, чему пожелаем. И вы не станете препятствовать.
Лахта поспешно закивала.
– Не станем!
– Никому ни слова об этом, – строго добавил Шарши. – Большой мир недалече, а в нем полно любопытных. Мало ли что им ведомо и что у них на уме.