– Тэш, – улыбнулась Хейта. – Я должна была раньше догадаться! Когда обращаться выучился?
– Два дня назад, – гордо ответил тот.
– А отчего крался за нами как враг? – пытливо прищурилась девушка.
– Я просто… Да так просто… Поупражняться хотел, – нашелся он.
– Ага… – кивнула Хейта. – В деревню ты пробраться хотел, за мной следом, – на праздник. Ведь так?
Тэш смущенно потупился.
– Сколько раз тебе повторять, что это опасно? – строго спросила девушка.
– А че опасно-то? – насупился тот.
– Там люди.
– Ты тоже человек! – Он упрямо топнул ногой.
– Поверь, эти люди не такие, как я, – ласково ответила Хейта. – Они не жалуют волшебного. Попадешься им – добра не жди. Думаешь, я смеха ради в капюшоне хожу да способности свои от всех прячу?
Маленький пастырь помялся-помялся и нехотя выдавил:
– Не зря.
– То-то и оно.
– Но ведь даже потешники будут! – не унимался Тэш. – Я бы хотел на них поглядеть. Да и себя при случае показать.
– А вот этого точно не нужно, – нахмурилась Хейта. – Пастырей люди на дух не переносят. Да и тебе волшебству еще учиться и учиться. Последний раз, когда видения насылать пытался, пожар в лесу до рассвета тушили.
Тэш виновато примолк.
– Ступай домой, – мягко, но непреклонно сказала Хейта.
– Ла-адно, – кисло протянул тот.
– А Ройх тебя проводит.
– Вот уж нет! – возмущению пастыря не было предела.
– Ты чего подумал, одного отпущу? – улыбнулась девушка.
– Под честное слово, – взмолился он.
– Знаем мы твои честные слова, – рассмеялась Хейта. – Ройх, проследи, чтобы прямехонько до дома дошел. Глаз не спускай, коли придется, в зубах отнесешь. А ты смотри, без проделок! Иначе все твоим родителям расскажу. И деду с бабкой.
Тэш взглянул на нее исподлобья и обиженно шмыгнул носом. Хейта присела рядом.
– Я делаю это не из вредности. Ведь ты мой названый брат. Я не переживу, если с тобой что-нибудь случится. Беги домой.
Тэш кивнул и печально побрел по тропе. Бдительный Ройх двинулся следом. Хейта же накинула капюшон и, тяжко вздохнув, шагнула в лесной проем.
Старые, выгоревшие на солнце ворота печально поскрипывали на ветру. Хейта заколотила по ним кулаком. В ответ донеслась глухая, сонная брань:
– Проклятье! Кого там в такую рань принесло?
Бугристый нос привратника показался в решетчатом оконце. Путники в деревню Кихт захаживали редко, а потому он давно отучился вставать спозаранку.
– А-а, вернулась, – разом оттаял он. – Проходи.
Привратник Бэрх был одним из немногих, кто относился к Хейте на удивление хорошо. Отчего так повелось – она точно не знала. Быть может, оттого, что он не любил деревенские толки и никогда не принимал в них участия. Или же оттого, что ему тоже порой доставалось от Варха и его шайки.
Мать говорила, Бэрхи к отцу Хейты относился лучше других, хотя и не одобрял его странной привязанности к Заповедному лесу. Он и ее привязанности не одобрял. Вот и сейчас, едва ворота захлопнулись, привратник принялся нравоучать:
– Дался тебе этот лес. Жуткое место. Отец твой там сгинул. И тебе не терпится?
Хейта не ответила, улыбнулась только – она давно привыкла к его заботливому ворчанию. Запустила руку в карман и протянула Бэрху пригоршню темно-коричневых лесных орехов. Она всегда ему что-нибудь приносила из леса, а он, хоть и хмурил брови, никогда не отказывался.
– Вот тебе и на, – озадаченно обронил он. – А я от них не помру?
– Ну я же не померла, – усмехнулась Хейта.
– Ну да, ну да. Возьму, стало быть. Спасибо, что не забываешь про старика Бэрха. – В уголках его блеклых глаз собрались ласковые морщинки. – Ну, будет стоять. Домой поспешай. Тебя уже спрашивали.
Приземистый деревянный домишко с покосившейся соломенной крышей казался мирным и дружелюбным, но при этом очень усталым. В нем чувствовалась какая-то застарелая, неизжитая печаль. Хейта отворила скрипучую дверь и, как в прорубь, нырнула в теплый дымный полумрак.
Дом состоял всего из одной комнаты, потому был он маленьким и тесным. Трескучее пламя очага порождало сонм беспокойных теней. Все вокруг было заставлено мисками, полными ягод и орехов, – Хейта из леса еще давеча нанесла.
У стола над блюдом с шиповником склонилась Лахта. На ней было простое травянисто-зеленое платье, подхваченное матерчатым пояском. Посеребренные временем волосы искусно уложены на затылке. На шее темнела связка крупных деревянных бус.