Две молчаливые фигуры исчезли; равнина дернулась, потемнела, потом осветилась солнечным светом, потом потемнее. Прикасаясь еще более осторожно, Найсмит повернул ручку в противоположном направлении. Та же последовательность покатилась в обратном направлении, словно откручивалась назад кинопленка.
Снова появились две фигуры, потом появилась третья - сам Найсмит, крылья которого были заняты тем, что удерживали его в воздухе, а хватательные конечности держали машину.
Невидимый в пузыре, он наблюдал собственный уход во временной скачок. Он видел, как окаменели Развлекатели, как они затем схватились друг за друга. Спустя мгновения он увидел их стоящими порознь, с открытыми глазами, удивленно оглядывающимися вокруг.
Он подождал еще, пока они рискнули сделать несколько шагов по траве, крича при этом что-то друг другу и глубоко вдыхая воздух. Заря уже распространилась на полнеба, над равниной раздавалось пение птиц.
Найсмит опустил ниже пузырь, ввел его в нужную фазу и отключил поле. Два человека даже не заметили его.
- Лисс, Рабб! - позвал он.
С выражением недоверия они обернулись. - Это не убило нас! проговорила Лисс-яни. - Значит, все это существует в действительности?
- Да, все это реальность, - сказал он ей.
- Но, тогда... - прошептала она и замолчала.
- Они говорили, что вы, зуги, создаете иллюзии, - сказал Рабб.
- Они также рассказывали всем, что мы отвратительные монстры, - сухо ответил Найсмит. - Подумайте, что легче: создать иллюзию, которую можно увидеть собственными глазами или создать такую, которую можно увидеть только через "фильтр"?
Они уставились на него.
- Так это твой истинный облик? - осмелилась спросить Лисс-яни.
- Это мой единственный облик.
- И все это существует на самом деле?
Найсмит не стал отвечать. Они представляли собой прекрасную пару, особенно хороша была женщина. Было бы интересно добиться от них потомства и посмотреть... Он остановился. Чья это была мысль, зуга или человека?
И он понял, что она не принадлежала ни тому, ни другому по отдельности, но была общей... Забавно было думать, что такое отстраненное наслаждение - наполовину холод, наполовину тепло - возможно только для мифологического существа, которым он стал...
- Но зачем они это делами? - спросил Рабб.
- Скажите мне, когда вы по их заданию покидали Город, подумывали ли вы над тем, чтобы остаться на Земле?
- Да, часто, - ответила Лисс-яни, и ее глаза вспыхнули.
- Почему же тогда вы так не сделали?
- Если бы мы остались в прошлом, то это изменило бы историю, изменило Город, так что это было невозможно... это перемкнуло бы петлю времени.
- А почему вы не остались здесь в своем настоящем?
Двое посмотрели друг на друга.
- Потому что они заставили нас думать, что эта земля непригодна для жизни.
Найсмит наклонил голову.
- Сейчас мы вернемся в Город. Вы все расскажете Развлекателям и соберете их вместе. Я дам вам транспортные машины, инструменты, записи. Все, что вам надо.
Они медленно подошли к нему.
- Но почему ты все это делаешь? - спросила Лисс.
- Вы все равно не поймете, - ответил Найсмит.
...По правде говоря, он сам себя едва понимал. Но когда он двигался сквозь яркую массу людей в огромном зале, прислушиваясь к музыке и голосам, ловя уважительные взгляды ленлу-дин, обращенные в его сторону, Найсмиту показалось, что каким-то образом, случайно или преднамеренно, но он точно и сбалансированно вписался в грандиозную композицию.
Вселенная, подумал он, всегда стремится достигнуть равновесия между крайностями: длинная жизнь и короткая, разум и безумие, сострадание и жестокость. Гобелен жизни развернут и нет ему конца.
- Господин, - проговорил, приближаясь, робот, - последние из ленлу-дин сейчас обрабатываются в золотой комнате. Через час все они пройдут процедуру согласно вашему приказу.
Найсмит жестом отпустил его, наблюдая, как тот плывет среди праздных искателей удовольствий. Он был приятно голоден; через полчаса наступит время принятия пищи. В конце концов, так лучше всего. В старые дни зуг прыгнул бы на свою жертву и сожрал ее на месте. Сейчас же...
На расстоянии сотни ярдов, в середине большой группы людей он услышал хриплые крики старухи, Высокорожденной, истерические и сердитые, как всегда. Другие голоса успокаивали ее. Все было нормально, все было к лучшему в этом лучшем из миров.
Найсмит подплыл ближе; ярко одетые коротышки уважительно расступились, давая ему возможность пройти. Даже сумасшедшая старуха прервала свои вопли, чтобы кивнуть головой.
- Высокорожденная, - сказал Найсмит, - вы не забыли, что вам пора удалиться для продолжительной медитации?
- Я? Мне? - неуверенно переспросила она. - Когда я отправляюсь?
- Почти немедленно, - сказал Найсмит и подозвал проплывающего мимо робота. - Проводи Высокорожденную в ее палаты.
- А это не будет неприятно? - спросила она, позволяя себя увести.
- Вы не будете возражать, - пообещал ей Найсмит и поплыл в другом направлении.
Три маленьких толстяка, держась за руки, пересекали его путь с уважительными взглядами. Для них он не был чудовищем, он был уважаемым советчиком и гидом. Отсутствие Развлекателей не показалось им странным: под воздействием наркотиков и гипноза они забыли, что вообще существовала такая каста, да и весь их мир.
Они были обыкновенным скотом.
Можно ли назвать это состраданием? Тогда зуг может быть сострадательным. Можно ли назвать это жестокостью? Тогда жестокость присутствует в людях...
Найсмит теперь понял, что игра не закончилась. В этом маленьком и малозначащем углу большой вселенной картина все еще создавалась.
Здесь, в закрытом мирке Города, он вкушал триумф: эта территория принадлежала ему. Но, тем не менее, было приятно сознавать, что там внизу, на Земле, представители человеческого рода по-прежнему свободны и по-прежнему составляют часть облика планеты.
Было приятно думать, что через тысячу лет, или десять тысяч, Зуг и Человек встретятся снова, и на этот раз объединят свои силы для чего-то большего. Может быть, это займет столько времени, а, может, и больше: Найсмит и его племя могли себе позволить ожидание.
Ибо Бог не рождается за один день.