И прикусила язык, вспомнив, что перли гости в основном в девятнадцатом веке, теперь же, в конце двадцатого, их стало намного меньше.
Ох, язык мой - враг мой. Хорошо хоть о барьере не проговорилась.
- Ладно, - решила я, - если хочешь, можем вернуться в дом. Главное я тебе уже сказала.
Роман полностью подтвердил мои опасения. Арман и в самом деле следил за его машиной, отцепился лишь распознав Сивинскую, когда та принялась делать в магазине покупки. И уже не успел догнать меня в аэропорту.
Стали совещаться втроем. Все сходились на том, что по закону убийца не имеет права унаследовать имущество жертвы, значит, ему придется инсценировать мою случайную гибель. Тут же набросали несколько вариантов моей случайной гибели. Помогли прочитанные нами детективы, варианты сами приходили в головы. Но в любом случае ему придется дожидаться изменения моего завещания, судиться с церковью он не станет. А завещание автоматически изменится с момента моего выхода замуж (о моей беременности, надеюсь, он пока не знал). Так что логично предположить - негодяй подождет до свадьбы. Разве что настроится на убийство Гастона.
И мы стали рассуждать, как лучше убить Гастона. Убийце нужно алиби, железное, к которому не придерешься. И каждый из нас попытался ненадолго сделаться убийцей. Если не привлекать наемного, то самое верное автокатастрофа. Не будет Арман нанимать киллера, зачем ему этот дамоклов меч, потом ведь самому придется убивать киллера. Лишние сложности. Итак, машина.
Роман несколько снял напряжение, заметив, что для организации автокатастрофы Гийому потребуется время, ведь сначала ему надо проследить за нами с Гастоном, куда ездим и когда, то да се. Присмотреть место, выбрать время. Возможно, даже решит кокнуть графа Монпесака не здесь, а в Париже. И не станет его убивать до женитьбы, это мы неправильно считаем, ему не захочется судиться с костелом, подождет, когда наследником станет он. И тут я сразу возненавидела все на свете завещания.
Гастон предложил нам отправиться с ним в свадебное путешествие. В октябре и ноябре Сицилия особенно хороша! Пелопоннес тоже подходит, и вообще в южном полушарии весна, можно махнуть в бывшую ЮАР или в Австралию. Итак, он возвращается в Париж, вкалывает за троих, освобождается к октябрю, берет меня, и мы мчимся в синюю даль.
Не очень обрадовали меня эти планы, очень уж хотелось посидеть в тишине и спокойствии. В собственном доме, со своим Гастоном, со своей беременностью. Можно в Секерках, можно в Монтийи. Ну, на Сицилию слетать ненадолго, наконец-то полечу на самолете, давно мечтаю.
Додумав до самолета, я отключилась от общего разговора, не знаю, на чем порешили Гастон с Романом. Я же перенеслась мыслями в прошлое, когда еще существовали поединки между мужчинами. Как просто тогда было законно избавиться от Армана! Да у меня по крайней мере под рукой было пятеро поклонников, готовых за меня в огонь и в воду... Достаточно было все похитрее организовать, а потом поношу траур под черной вуалью, попритворяюсь скорбящей по родственнику...
Уж и не помню, как мы поужинали, смутно вспоминается, что и Сивинская, и Зузя допоздна были в доме, обслуживая нас. И как же чудесно я себя чувствовала в окружении дружественных и заботливых людей, в безопасности!
И подумав, что в понедельник останусь опять одна, без Гастона, зато с проклятым барьером, поджидающим меня на дороге, я не колеблясь приняла решение: лечу с Гастоном в Париж!
Ах, как же это было прекрасно!
Не качало, абсолютно никакой морской болезни, ни малейшей тошноты, самолет летел спокойно, я настроилась на то, что будет качать, а тут ни капельки. Все время полета я провела у иллюминатора, будучи не в состоянии оторвать глаз от далекой земли и с трудом удерживаясь от криков восторга. Даже позабыла о сидящем рядом Гастоне и всю дорогу жалела лишь о том, что до сих пор не удосужилась полетать на самолете.
В Париже мы провели пять восхитительных дней. Почему-то прекратилась тошнота по утрам, чувствовала я себя прекрасно и вовсю наслаждалась жизнью. Поселилась в Монтийи, "пежо" ждал меня в гараже и я стала в полной мере пользоваться им, чувствуя себя в абсолютной безопасности, поскольку Арман остался далеко в Польше. Общалась с Эвой и Шарлем, побывала на скачках и даже выиграла, часто посещала лучшие дома моды. Гастону решительно приказала не появляться мне на глаза, пусть работает, чем он был невероятно удивлен, заявив, что вряд ли найдется на свете вторая женщина, способная добровольно отойти на второй план перед работой мужа. И тут я, не задумавшись, выпалила:
- А вот среди представителей сильного пола вряд ли найдется хоть один, способный уразуметь, что перед балом нельзя заходить в дамский будуар!
Язык мой - враг мой! Гастон удивился, но тут же расхохотался.
- Вот оно, влияние Бальзака! Видел, как ты его запоем читаешь! Глядя на тебя, и я, пожалуй, перечитаю классиков.
- Перечитай, очень советую.
Я бы с радостью провела в Париже не одну, а две недели, но билет на самолет заказан и что-то заставляло спешить домой.
Оказывается, правильно я поступила, вернувшись. Первое, что мне сообщил встречающий меня в аэропорту Роман - негодяй Гийом, узнав с опозданием о нашем отъезде, тоже устремился в Париж. Поехал на машине, так что время прошло, наверное, лишь в уик-энд туда добрался.
До свадьбы нам с Гастоном оставалось всего две недели. Я решила их провести дома, рассчитывая, что сбитый с толку Арман задержится в Париже. А выезжать из дому буду по другой дороге, чтобы не рисковать, проезжая мимо проклятого барьера. Ехала проселочными дорогами до Магдаленки, а оттуда уже по шоссе. Конечно, приходилось делать крюк, да и дороги хуже, но зато безопаснее.
Первой о моей беременности догадалась Моника.
- По тебе ничего не заметно, но ты так цветешь, что голову ломаю - только от любви или уже и прибавление намечается?
Какое счастье, что ребенок до свадьбы теперь уже не позорное явление! Я могла сказать правду. И бросила беззаботно:
- Жду ребенка, ясное дело. Ты не представляешь, как мне хотелось его! И вообще, у меня будет много детей.