— Ты не присядешь с нами, Ларис? — зовет меня Анхен.
— Ннет, чуть позже. Здесь такой интересный вид, — дело, конечно, не в виде, и даже не в том, что меня напрягло его излишне–дружеское участие (ведь может, и не излишне, я сама все напридумывала). Просто, я ведь знала, о чем пойдет разговор, и мне было… неловко. Я предпочла бы и вовсе на нем не присутствовать. Но совсем отвернуться прочь не смогла, краем глаза поглядывала. А уж слушала — и вовсе очень внимательно.
— Как скажешь, — и он оборачивается к Дэлиате. — Так вы позволите мне смутить вас одной весьма любопытной историей, прекраснейшая?
— Вы полагаете, меня еще может что–то смутить? — чуть приподнимает она бровь.
— А вот это мы сейчас и проверим. Не так давно для меня делали справку по базам человеческой крови. Взгляд зацепился за одну очень интересную аномалию. Человеческий мужчина, Сергей, если не ошибаюсь. В 18 лет его кровь полностью соответствовала подгруппе Ан‑14/2. А на настоящий момент контрольная проверка выявила у него в крови наличие зибо–каранов в концентрации, превышающей пределы возможного в сотни раз, а подгруппа его крови, соответственно, определяется теперь как Зи‑300/80. Не мне вам объяснять, что естественным путем подобного произойти не могло.
— И сколько, вы говорите, ему было лет при последней проверке? — ее голос спокоен и даже чуть насмешлив.
— Что–то в районе пятидесяти, точно я уже не помню.
— И вы полагаете, что сумеете найти, где и когда за истекшие 30 лет произошла смена состава крови? Боюсь, ваша проверка выявила аномалию слишком поздно, вам уже ничего не найти и не доказать. Проще признать результаты анализов недействительными, — она безмятежно пожимает плечами.
— Ну что вы, Дэла, я уже и нашел, и доказал…
— Не припомню, чтобы позволяла вам называть меня так, — ее голос становится жестче, а потом она вновь безмятежно улыбается. — В любом случае, вы уже опоздали. За Бездну я давно не езжу, и все, связанное с жизнью на той стороне, уже не может ни заинтересовать меня, ни смутить.
— Даже его смерть?
— Что? — наши с Дэлиатой голоса сливаются, я стремительно оборачиваюсь, она невольно подается вперед в своем кресле.
— Лар, ты пейзажем вроде любуешься, — невозмутимо смотрит он на меня такими честными глазищами, — так что б тебе не полюбоваться им еще немного?
— Ты же сказал мне, что он жив! — еще держу себя в руках, но уже с трудом.
— А я и сейчас не сказал ничего другого. Я лишь задал нашей очаровательной хозяйке вопрос: заинтересует ли ее известие о смерти незнакомого ей человека? Как видишь, заинтересовало, и весьма. Смутит ли ее тот факт, что он был устранен именно в связи с аномалией в его крови?
— Так жив или был устранен? — Дэлиата более не играет в безмятежность, голос жесткий и требовательный, как и взгляд ее странных, хрустально–прозрачных глаз с желтоватым отливом.
— А вы признайтесь мне, что он вам не безразличен, и я отвечу, — Анхен улыбается как сытый довольный лис. Нервно сглатываю, с трудом подавляя желание стукнуть его по голове чем–нибудь тяжелым. Ведь можно ж было объясниться по–человечески, а не ломать комедию! По–человечески, ага, дождешься от вампира. Особенно от этого. Манипулятор. Где надо и где не стоило бы. Сажусь в свободное кресло. Любоваться пейзажем, делая вид, что все это меня не касается, уже просто глупо.
— Хорошо. Допустим. Он мне не безразличен. И мне было бы интересно узнать о его судьбе, — Дэлиата откидывается на спинку кресла, по–прежнему не сводя с Анхена пристального взгляда.
— Он жив, по человеческим меркам вполне здоров, смерть от моего излишне пристального внимания ему не угрожает. А дальше меня информация не пошла, — «осчастливливает» ее светлейший. — Что еще мне вам рассказать? В свое время женился, после долгих попыток у него все же родилась дочь…
— Двадцать лет назад, как я полагаю? И вы оставили в покое отца, но изъяли ребенка? Что, в ее крови тоже плавает слишком много лишнего? Не подходит для вашей нежно отобранной популяции? Так продайте мне, я куплю.
— Кровь?
— Девочку. Вряд ли у вас есть недостаток к человеческих девах, а за эту… я готова отдать вам многое, очень многое. Жить мне осталось недолго, материальные ценности для меня уже мало значат… Вряд ли хоть кто–то даст вам за нее столько.
— Как любопытно, — сытым и довольным пресветлый уже не выглядит. — Вот уже второй вампир в этом доме объявляет меня едва ли не главным гадом нашего милого государства. А ваша бесценная девочка так и вовсе прямым текстом именует меня принцем Дракосом. Я действительно настолько чудовищен?