В заключение хочу попросить командиров обратить тщательное внимание на подготовки техники к весенним полевым работам. Тьфу! Чувствую себя председателем колхоза «Червоно дышло». Но мы не в колхозе! Этот парк должен отслужить, по меньшей мере, лет тридцать, пока не будет изготовлена новая техника, надеюсь, мы к той поре не сопьемся. Всякие там техобслуживания должны проводиться вовремя и в полной мере. Нарушитель будет оставлен без сладкого. Интересно, что по этому поводу сказал бы Кальтенбруннер?
Но на совещании не было старшего прапорщика Максимова – командира ремонтного взвода. За чапаевские усы, свирепый вид и кривые кавалерийские ноги, между которых, казалось, мог проехать ЗИЛ-117 с эскортом мотоциклистов, в общем, добрейшей души человек, ни к месту получил прозвище шефа РСХА.
В его подчинении находились самые отчаянные головорезы, не знавшие никакой формы одежды, кроме рабочей робы. Когда все подразделения проводили обязательный строевой тренаж, ремвзвод на плацу играл в «козла». Замкомвзвода этой шарашкиной конторы, сержант Гаврилов, вообще, в начале своей службы отчебучил такой подвиг, от которого командиру базы захотелось совершить ритуальное самоубийство по японской технологии.
Поздней ночью, можно даже сказать под утро, закончив ремонт ЗИЛ-131, в то время рядовой Валерка Гаврилов, вызвавшись сделать обкатку, выехал на трассу Минск – Бобруйск и с каким-то извращенным садизмом двинул в зад единственной автомашины, катившейся по шоссе. Это оказалась «Волга» всего-навсего начальника ГАИ республики, решившего нагрянуть с рабочим, недружественным визитом в мирно спавший Бобруйск.
Норвегову доложили, что натворил его «орел». Тот надел чистые кальсоны и принялся ждать звонка «сверху». Но когда к обеду в его обитель зашел САМ начальник ГАИ и положил на стол бумагу, в которой просил не наказывать солдата, присовокупив, что вина – чисто его, Константин Константиныч оторопел. Он сам видел разбитый передок у ЗИЛа! Тяпнув с генералом бутылку коньяка, он передумал совершать акт суицида, а вместо этого вызвал ретивого новобранца к себе.
– Слышите, рядовой, вы мне не сообщите, кем вам доводиться генерал Гаврилов? – что-то подозревая спросил Норвегов.
– Сука он, товарищ полковник, – шмыгнул носом вихрастый паренек.
– Но-но! Да ты не темни! Расскажи!
Отпустив юного ремонтника, Норвегов зашел к начальнику штаба.
– Слышь, Петрович! Петрович! – Семиверстов оторвал жопу от стула, а глаза – от «Плейбоя».
– Что, командир?
– Знаешь, чей фрукт у нас служит?
– У нас многие сынки служат! Кто именно?
– Гаврилов из ремвзвода!
– Все-таки сын! – подполковник встал и принялся ходить, одновременно похлопывая себя по ляжкам, – вот так дал батьке под зад!
– Причем, в самом прямом смысле слова. Ты не знаешь главного. Мистер Большой бабник в генеральских погонах бросил очередную пассию с брюхом, и поминай, как звали! А тут наш «Джон – мщу за всех»!
– Эксцентричный молодой человек! Таким образом знакомиться с отцом! Смотри, Константиныч, чтобы с тобой кто-нибудь еще более крутым методом не познакомился…
– Да я, вроде, всех своих знаю…
– Настоящий кадровый офицер никогда не знает, сколько, а только знает, что знает.
– Да ну тебя! – отмахнулся тогда Норвегов, попрощался и ушел домой.
…Завершив ненавистное ему совещание, Константин Константинович посидел минут пяток в своем черном на колесиках кресле, затем выключил компьютер и оделся. Запирая двери своего кабинета, он вновь задумался о том разговоре. Чем черт ни шутит, а юморок черноват то! Чертыхнувшись для порядка, полковник вышел на улицу. Было еще совсем светло – фонари молчали, но звезды уже потихоньку включались. Норвегов по старой привычке поднял голову, зная, что ему сейчас подмигнет старый знакомый-забияка – Сириус. Каково же его было удивление, когда звезды на месте не оказалось! Снова чертыхнувшись он напряг свои скромные знания по астрономии, пытаясь отыскать на небосводе Большую, или на худой конец, Малую медведицу, но ничего похожего не украшало небесный свод, зато ярко и бесстыже горело созвездие, очертаниями своими напоминающее лягушку.
Поникнув духом, полковник продолжал свой путь. Солнце посылало на Землю свое «последнее прости». А может, вовсе и не Солнце, а наверняка, и не на Землю. Слабая надежда на то, что база оказалась «всего-навсего» хронопортирована таяла, как дым. Норвегов шагал по зеленеющей аллее и напряженно размышлял. Тупое офицерье, к коему он отнес незамедлительно и себя, даже не сообразило глянуть на небо! Влюбленных у них, по всей видимости, не было… Хотя какие родители – таковы и дети. Необходимо будет завтра навести справки у Ратибора, относительно «мастей» на небе, а пока позвонить из дому начальнику секретной части. Он так ушел в себя, что не услышал, как с ним поздоровалась Светлана Булдакова.
– О чем это так задумался наш командир? – звонким голоском окликнула его она.
– А, Светлана Ивановна! – протянул Норвегов, – здравствуйте! С моей стороны не заметить такую красивую женщину было верхом бестактности. Прошу простить меня великодушно.
– Константин Константинович, мне порою кажется, что в нашей части собрались офицеры, все как один, выпуска какого-нибудь одна тысяча девятьсот тринадцатого года. Истинный цвет нации! Я очень рада, что моего Олега перевели сюда. В минской «дикой дивизии» со мною даже здоровались редко! Животные, а не военнослужащие!
– Потомки динозавров, дорогая! Они – хищников, ну а мы, скорбные – травоядных.
– Что-то вас, товарищ полковник, на философию потянуло? Случилось что? – Светлана своим нюхом журналистки чувствовала неладное.
– Ну, хорошо! Это должно остаться строго между нами, Светлана Ивановна. Взгляните на небо!
– И что? – хмыкнула женщина, которую в большей степени интересовали вещи куда более реальные, чем пустое созерцание светил, а именно – голод ее мужа-бобра, который в таком состоянии придя домой, и не найдя чего похавать, молча шел заниматься с ротой строевой подготовкой. Жалея солдатиков, Светлана старалась устраивать мужу ужины вовремя.
– Созвездий нет знакомых ни одного! – увидев, что женщина его все еще не понимает, он шепотом добавил:
– Мы вообще не на Земле!
– Боже мой! Да пофигу мне! – топнула ногой Светлана, – у меня дома муж некормленый! Вот-вот пойдет тренаж проводить по вашему долбанному ЗОМП.
И схватив свои авоськи, она наскоро попрощалась и вихрем полетела домой. Полковник остолбенело посмотрел ей вслед и захохотал:
– А я паники боялся! Да наши бабы в огонь за нами пойдут! – и с легким сердцем поспешил к своему подъезду.
На крыльце у парадного прогуливаясь, мял фуражку Андрей Волков. Норвегов остановился и беззвучно зашевелил губами. К нему уже направлялся сержант, нахлобучив головной убор. Волков отдал честь:
– Товарищ полковник, разрешите обратиться по личному вопросу!
– Слушаю! – глядя в практически собственные серые глаза и, тщетно пытаясь вспомнить имя солдата, Норвегов подумал: «Вот, блин!»
– Понимаете, товарищ полковник, тут такое дело… если бы я был один, ни за что бы вас не побеспокоил…
– Кажется, я все понял… предчувствие какое-то было целый день, – признался Константин Константинович, – Татьяной звали маму, да?…Кроме нее, впрочем, у меня других увлечений в училище не было. Да, Татьяной! А тебя…
– Андрей Волков, товарищ полковник, – засмущался парень.
– Ну, какой же я тебе теперь товарищ, – в свою очередь засмущался Норвегов, – да еще и полковник…
Оба сидели, не решаясь сказать заветное слово. Наконец, Андрей, томясь, произнес:
– Мама говорила, что вы и не подозреваете о моем существовании. Она не хотела мешать вашей карьере.
– Глупая! Какой же она была бы помехой! Ох, уж эти бабы! – в сердцах сказал Константин Константинович, – ну, ладно, дружище, теперь мы знаем, кто есть кто.
– Тут еще, това… отец, – поправился через силу парень, – есть отец еще одна проблема. Простите, я еще никого так не называл…