– Видели бы вы эту лодку! Я уверенней чувствовал себя бы на плоту. Коряга какая-то!
– Ладно, шельмец, свободен! Иди, вон тебя твоя Дуняха ждет – глазами стреляет, – майор повернулся к Казимиру, – как понравилось сражение?
В ответ донеслось что-то совсем уж нечленораздельное.
– Ясно! – протянул Булдаков, – Ратибор, веди своих гостей на сеанс водочной терапии. Это значит – по двести грамм на рыло, а затем будем разговаривать.
Глава 11.
Солнце уже встало и глядело на землю дурацким взглядом. По крайней мере, пришедшему в сознание Андрею солнечные лучи казались слишком наглыми. Он попытался повернуться на другой бок, но не смог – тело его не слушалось.
– Эге! Наш герой очнулся! – раздался сочный голос, и в поле зрения Андрея попала усатая физиономия капитана Львова.
«Каюк»! – подумал парень и закрыл глаза.
– Не дрейфь, мужик! На сегодня никаких зеленок и клизм, – успокоил его врач. Сержант открыл глаза, а затем и рот.
– А вот разговаривать тебе пока не советую, как и боксировать правой рукой. Хорошо, хоть не по суставу попал топорик – через полгодика сможешь держать в руке ложку, через год – вилку… Не разговаривать, я кому сказал! Понемногу начнешь шептать месяцев через восемь, ха-ха! Я пошутил! Через пару деньков, чтобы ребра не беспокоить – три у тебя сломано и в двух трещины, – любящий мужскую задушевную беседу, капитан уже раскрыл рот для произнесения новых гнусностей, но тут в дверь просунулась голова прапорщика Починка и поманила его таинственным жестом.
– В чем дело? – зашипел недовольный Львов выходя в коридор.
– Там, Игорь Леоныч, посетители к раненому!
– Пусть зайдут через недельку.
– Лично Норвегов с семьей!
– Боже ж мой! Шо вы мне сразу не сказали? Сами Константин Константинович! Просите, Акиш Иванович, просите!
Вошло семейство Норвеговых. Полковничий чин не располагает к сентиментальности, поэтому лицо Константина Константиновича было всего лишь нахмуренным. Елизавета Петровна представляла собой саму матушку скорбь, а Андрей-младший испытывал неловкость. Он слишком мало знал брата, и был расстроен скорее из-за того, что не мог создать в себе настроение, приличествующее данному случаю. Зато Полина шмыгала носом за двоих. Как она призналась матери, сама совсем недавно положила глаз на Волкова, и сообщение о косвенном родстве восприняла с некоторым унынием.
– Несколько минут тому назад он пришел в сознание, но говорить ему пока не рекомендуется, – сообщил Львов, – товарищ полковник, извините за нескромный вопрос…
Полковник не дал ему закончить.
– Хороший вопрос, Игорь Леоныч! – покачал головой он, – Андрей – мой сын. Вы разве еще не слышали? По-моему, вся База уже в курсе. Да и Бобровка тоже.
Капитан пошевелил усами, вникая в смысл ответа. Наконец, уловив подноготную, он кивнул. Все прошли в палату. Увидев их, Андрей улыбнулся и попытался что-то сказать. Норвегов покачал головой:
– Нет, сынок, тебе пока говорить нельзя. Что же ты так нас напугал? Там Володя за тебя человек десять замочил! Все никак успокоится не может. Хотел пленных прибить…
Глядя на забинтованного брата, Полина всхлипнула. Затем погладила здоровую руку и прошептала:
– Тебе, наверное, больно… – рядом стоявший Андрей-младший хмыкнул:
– Ты когда палец порежешь, орешь, а тут!
Вмешалась мать:
– Дети, прошу вас, хоть здесь не ссорьтесь! – она улыбнулась Волкову, – с детства с ними мучаюсь!
Норвегов обратился к Львову:
– Леоныч, а как с левой рукой?
– Да все в порядке!
– Тогда мы ему привезем видео – пусть пультом управляет, чтобы скучно не было. У меня есть кассет двадцать в формате NTSC, там на одной кассете семь часов записи – так что ваши санитары не слишком напрягутся.
– Они, товарищ полковник, в последнее время вообще не напрягаются! Пусть немного жирок растрясут.
– Тогда вопрос решен. Чтобы не утомлять больного, на сегодня мы откланяемся, а попозже я пришлю моноблок, – внезапно о чем-то вспомнив, Норвегов шепнул капитану:
– Выйдем-ка, Леоныч, покалякаем! – они вышли в коридор. Полковник мягко попросил:
– Здесь, наверняка, в скором времени появится один субъект. Субъект этот – женского пола и полудикого нрава. Её зовут Анастасия. Она – дочь этого доисторического Ратибора. Захочет увидеть Андрея – вы уж ей не прекословьте, только предупредите, что парню нельзя волноваться.
– Хорошо, товарищ полковник! – кивнул с умным видом Львов.
– Тогда, на сегодня, до свидания! Завтра я забегу где-то после обеда, а парень пусть поправляется. Если что – вызывайте моментом.
Они попрощались. Львов вернулся в свой, как он его называл, «гадюшник», а Норвегов с семьей укатили на «Фольксвагене». Буквально минуты через три у порога медчасти затормозил УАЗик, и из него вылезли бравый ефрейтор Табаков и сердитая Настя.
– Я бы добежала скорей! – выговаривала девушка.
– Ну кто же виноват, что после всех этих чертей на дороге валяется всякая хреновина… – Сергей испуганно зажал рот рукой, – валяется, всякая, понимаешь, атрибутика!
– Не ругайся! – одернула его Настя.
– Короче, валяются разные железяки, вот колесо и спустило.
– Я бы быстрее дошла! – чертыхалась она, – столько времени потеряли!
– Что-то не видно, чтобы ты торопилась! – разъярился Табаков, – пять минут мне мозги полощешь, хотя мы уже приехали! Не завидую я Волкову. С такой пилой впору повеситься!
– Козел ты драный! – завопила Анастасия, – не суй свой нос, куда не просят!
Привлеченный шумом, на крыльцо вышел сам Львов.
– Что тут за ё маё? – грозно спросил он у Табакова.
– Товарищ капитан, Булдаков приказал доставить вот эту к вам. По дороге спустило колесо, – пришлось запаску ставить. А она рвалась бежать пешком. Я же и машину оставить не могу, и её отпустить тоже никак. Вдруг какой недобитый…
– Короче, господин ефрейтор, краткость – лучший друг микроцефала. Машину – на ПТО, сам – свободен.
– Есть, товарищ капитан! – Табаков, не скрывая своей радости, забрался в машину и рванул с места.
– Теперь с вами, милочка. Попрошу идти за мной, – Львов привел девушку в свой кабинет. Открыв шкафчик, он достал пузырек с каким-то лекарством и накапал его в чайную ложечку. Набрав в мерный стаканчик воды из-под крана, капитан поставил его перед Настей.
Настя сидела не шевелясь. Слово «милка» обозначало у них естественный женский агрегат. Вот теперь и думай, обозвал ее знахарь нехорошо или похвалил! Сам капитан, не задумываясь о сложной гамме девичьих чувств, лишь искоса смотрел на нее.
– Это, – протянул он ей ложечку, – выпить, а водой запить.
– Зачем? – не шелохнулась она.
– Это – успокоительное. Если ты его не выпьешь, то Андрея не увидишь. Другу твоему нельзя волноваться, а если ты и там будешь выкидывать номера, то ему станет хуже. Этого я допустить не могу.
– Я тихонько! – умоляла девушка.
– Верю, но сначала выпей это. Для тебя же лучше будет. Судя по твоему лицу, ты провела не самую веселую ночь в своей жизни.
Настя кивнула. Она взяла ложечку и храбро проглотила содержимое. Затем отхлебнула воды и поморщилась.
– Ну и гадость! – проговорила она. Что это?
Львов пошевелил губами, пытаясь что-то вспомнить.
– Мяун-траву знаешь?
– Кто же ее не знает?
– Это – настойка из его корня. По-нашему, валерьянка. Ладно, пойдем. Ты в норме?
– Чего?
– Ты хорошо себя чувствуешь, успокоилась? А то я могу для снятия напряжения рюмку ликера налить…
– Спасибо, но по-моему со мной уже все в порядке. Пойдемте к Андрею.
Капитан привел ее в палату, где дремал сержант.
– Можешь посидеть здесь, – шепотом сообщил он ей, – туалет, в случае чего, там. Умеешь им пользоваться?
Настя отрешенно кивнула, затем взяла стул, и поставила его у изголовья кровати. На прощанье врач сказал ей, что Андрею пару дней нельзя разговаривать, попросил не волноваться и исчез за дверью.