Там он сунул руку под телефонную полку и вытащил огромный пистолет.
– Пистолет имени товарища Стечкина. Двадцать патронов в магазине. Может стрелять очередями. Продолжим!
В спальне из-под кровати он автомат Калашникова с магазином на сорок пять патронов. Затем, затащив Светлану в зал, Булдаков извлек на свет божий гранатомет РПГ-7.
– Впечатляет? – спросил он. Любуясь произведенным эффектом.
– А танк у тебя есть? – спросила она, глотнув воздуха, – мне мужик без танка нахрен не нужен! Дорогой, у тебя прогрессирующая паранойя!
– У меня мания величия! – гордо заявил Олег Палыч, – в наше время паранойя – болезнь полезная. А вдруг завтра на нас негры попрут? В отместку за вскрытие пирамиды Хеопса.
– Там арабы, – автоматически поправила она доморощенного географа.
– Если Африка, значит негры! Ты, кстати, приемами рукопашной владеешь? – Светлана отрицательно покачала головой.
– Научим. С оружием обращаться умеешь? – тот же жест.
– Поможем. Ну хотя бы утреннюю зарядку делаешь? – немая сцена.
– Заставим. Есть хочешь?
– Да!
– На кухню!
Вот так и пошла их семейная жизнь. Светлана потихоньку нюхала порох и входила в образ капитанской жены. Олег Палыч ходил на службу.
А затем случилась беда. Новое увлечение первой жены неожиданно влетело на крупную сумму денег и никак не могло придумать, каким образом их отдать. Чтобы ему веселее думалось, нехорошие дяди взяли в заложники его супругу и ребенка, который к нему, как мы помним, имел весьма поверхностное отношение, ибо был сотворен в приступе великой любви гражданином Булдаковым.
Незадачливый махинатор прибежал к капитану, пустил слезы, слюни и сопли и рассказал кто есть кто.
Булдаков рассвирепел, бросился в часть и, взяв взвод своих «орлов», понесся воздавать. Лично порвав пасти четверым похитителям и троих взяв в плен, он вызволил свое бывшее семейство. Сдав живых в соответствующие органы, а мертвых в морг, Олег Палыч учинил разборку экс-супруге.
– Так, Валентина! – сказал он, пыхтя как паровоз, – хочешь корешиться с «братками» – дело твое. Но втягивать в это дерьмо Дениску ты не имеешь никакого права. Ребенка я забираю. Это – однозначно и обжалованию не подлежит. Можешь обращаться хоть к Верховному джигиту Туркмении!
– Но у тебя опасная работа! – пыталась слабо возразить бывшая жена.
– У тебя, как оказалось, тоже не детские прогулки. У меня все.
– Олежка, я бы вернулась! – сделала та круглые глаза, – если простишь.
– Военные измен не прощают, пора бы знать. Это во-первых, – веско сказал капитан, – а во-вторых, свято место долго пусто не бывает.
– У тебя – другая! – прошептала она упавшим голосом.
– Прошу тебя, только не нужно делать из этого трагедию! Ты ведь, когда уходила, у меня не интересовалась: что я чувствую, люблю ли тебя, и как собираюсь жить. Взяла и ушла. Я, должен заметить, тебе все это время не надоедал со своими слезами и проблемами. Я же не ущербный какой! Ты разве телевизора не смотришь?
– Так это ты – тот капитан, за которого Воронина вышла замуж? – осенило Валентину.
– Я, – скромно потупился Булдаков, – плох разве?
Она посмотрела на него так, будто увидела впервые. Поняв, что фирма в ее услугах больше не нуждается, спросила тоскливо:
– Ты хоть мне с ребенком разрешишь видеться?
– На моей территории, – твердо решил он, – по выходным.
В первое же воскресение она наведалась в гости к Булдаковым. Дверь открыла Светлана и, пораженная, застыла на пороге.
– Что за шутки? – выдавила она.
– У меня веснушки, в отличие от вас, – произнесла довольная тем, что ей удалось привести соперницу в смятение, Валентина, – можно войти?
– Конечно-конечно! – спохватилась нынешняя хозяйка квартиры и пригласила прежнюю пройти. Проводив ее в детскую, Светлана сняла фартук, зашла в зал, где ее супруг с увлечением смотрел «Смак», и выключила телевизор.
– Колись, гаденыш! – приставила она к груди его виртуальный нож, – по образу и подобию выбирал?
– А! – протянул тот, догадываясь, – никак моя бывшая пожаловала! И чем же ты не довольна, банька моя?
– Тем, что ты мне не сказал, что твоя бывшая – моя точная копия!
– Или ты – ее?
– Какая, к дьяволу, разница?!? – внезапно ее осенило и она тихо спросила:
– Ты ее так сильно любишь?
– Тебя больше! – уверенно ответил Олег Палыч, – куда больше! Заметь, я тебя ни разу Валькой не назвал! Да ты и лучше!
Через некоторое время они решили завести еще одного ребенка, на этот раз совместными усилиями. Но все попытки оказывались тщетными. Как мрачно шутил Булдаков: «Каждый выстрел – вхолостую».
Визит к врачу принес успокоение. После взятия многочисленных анализов выяснилась их обоюдная плодоносность. Посоветовали стараться.
Затем Олега Палыча перевели на «Бобруйск-13». За два года ничего и близко похожего на беременность! И вот, наконец, видимо под воздействием катаклизма, получилось. Боясь сглазить, Светлана ничего не говорила мужу. И тут, как назло, поездка за три тысячи километров в этот злосчастный Париж!
– Выдюжу! – подбодрила она себя, затем встала, оделась и вышла из дому в направлении штаба.
Там уже сверкал своими новыми звездами подполковник Булдаков. Заметив, что к нему приближается жена, он нахмурился и отвернулся. Она подошла сзади и обняла его.
– Я решила ехать! – прошептала она, уткнувшись носом в широкую спину супруга. Он обрадовано повернулся, – только возьмем с собой повивальную бабку.
Глаза Олега Палыча сошли со своих орбит и запульсировали в бешеном ритме. Жена кивнула в ответ на его немой вопрос.
– Я на четвертом месяце.
Глава 22.
– Никогда раньше не думал, что мосты – такое славное удобство! – кряхтел Санька Воробьев
– Это тебе не ногти красить! – смеялся Абрамович.
Солдаты спихивали в воду понтон и ругали местные виадуки, все как один, узкие и неспособные выдержать вес пятнадцатитонного «Урала». Переправа через Виселу не отняла много времени. Гораздо больше заняла распаковка и упаковка понтона, навеска на него двигателя, снятие оного и прочая техническая ерунда.
Неподалеку несколько польских шляхтичей наблюдали за форсированием реки необычным кортежем, но подойти не решились. Завершив переправу, «посольский поезд» отправился дальше на запад.
– Эх, ребята! По такой гадской дороге я, честно говоря, еду впервые! – говорил Витек Плятковский сидящим в кабине его «Урала» Саше Кимарину и Андрею Лазаренко.
– До автобанов еще лет шестьсот, – отозвался Кимарин, – а не то бы мы мигом!
– Сколько топлива лишнего вылетает в трубу! – горестно вздохнул Андрей, – «Урал» и так жрет сорок четыре литра на сотню, на по такой дорожке – все шестьдесят.
– Мужики, порежьте сала! – умоляющим тоном произнес Витек, лихо крутивший баранку, – у меня от ваших разговоров слюнки текут.
– Коллега, обратился к Андрею Кимарин, – привяжите этому обжоре слюнявчик! Держи, Виктор!
Он протянул водителю бутерброд с огромным ломтем свинины.
– Ты в Париже всех свиней перетрескаешь! Экий парадокс! Фамилия – польская, а сало лопает, как истинный хохол.
– Да не хохол я! – оправдывался Витек, но как увижу что-нибудь вкусное – сразу урчит в животе.
– Тоже мне вкуснятина – сало! – хмыкнул Лазаренко, – может майонезику подбавить для лучшей вкусовой гаммы?
– Майонезику себе в компот капнешь! – беззлобно отбрехивался Плятковский, – для гаммы.
Караван трясся по земле польской, оставляя за собой запах выхлопа и следы от колес. На протяжении всего длительного и непростого пути «из лохов во французы», так окрестил сей анабасис Булдаков, люди встречались крайне редко, так что ориентироваться приходилось по картам двадцатого века старушки Земли, оказавшихся весьма приблизительными в этой реальности. Старший прапорщик Мухин изобрел инструмент, с помощью которого, как он уверял, можно было делать привязку к картам, но вскоре выяснилось, что лучше всего этот прибор вскрывает консервы. Проведав о таком утрировании его военного опыта, Мухин орал из раскрытого окна в зимний лес протяжно и неистово. Он успокоился только получив в свои цепкие ручонки фляжку со спиртом.