– Бертам с Хосепом сейчас спят, – зевнул Олег Палыч, – и я предлагаю тоже двигаться на боковую. Ваше Величество, вас просветили насчет уборных? Учтите, ночными вазами у нас не пользуются.
Утром, едва рассвело, посол уже припарковывал свой автомобиль к крыльцу королевского дворца. Но в королевской приемной его поджидал сюрприз: главный мажордом с неудовольствием ответил, что Его Королевское Величество заняты.
– А по печени? – сжал Булдаков пудовый кулак.
– Но, господин посол, я лишусь места! – захныкал мажордом.
– Сейчас я тебя сам его лишу, – пообещал посол опуская руку ниже.
Отстранив бедолагу мощным пинком под зад, подполковник распахнул дверь и объявил:
– Посол Белороссии господин Булдаков! Всем привет.
Людовик вздохнул с облегчением.
– Доброе утро, сир! – Густаво де Бертрам надавил своему повелителю на ногу.
– Ваше Величество, – капризно произнес Хосеп, – вы обещали нам личную аудиенцию! С глазу на глаз.
– Разумеется! – произнес наглый посол, без разрешения подвигая себе кресло и садясь, – все строго секретно: вы, он и я. Больше никого.
– Но почему! – воскликнул Бертрам, – разве Его Величество больше не хозяин в своем королевстве?
Людовик смущенно кашлянул.
– Все очень просто! – любезно отозвался Булдаков, – вас ведь двое! Теперь и нас стало двое. Играть нужно по правилам.
Нажатие на ногу Хосепа усилилось, и он побагровел.
– Любезный брат мой, – воскликнул он, – я не понимаю, по какому праву посланник чужой страны врывается в ваши покои и мешает нам обсуждать наши дела? Неужели некому его выпроводить? Сегодня из дворца, а завтра – из Франко.
– Любезный король! – насмешливо произнес Олег Палыч, – в отличие от вас, скорбных, мы вкладываем деньги в это королевство, и прилагаем некоторые усилия для его развития. И мы не можем допустить, чтобы Его Величество Людовик IX оказался жертвой ваших авантюр. Вот вам, к примеру, мил человек, на народ Франко плевать.
Палец посла уперся в герцога.
– Мы беспокоимся об их душах, – высокопарно произнес тот, – а не о грешной оболочке.
– А как же! – эхом отозвался посол, – только интересно, а как насчет собственных душ?
– О наших душах заботится Ромейский Владыка!
– Ну так вот! – решительно сказал Булдаков, – отныне вы будете заботиться о душах добрых каталонцев. А о французах позаботимся мы сами. Так, Ваше Величество?
Людовик согласно кивнул. Ему было все равно, под чьим каблуком править Франко. Росичи, даже казались предпочтительней, ибо давали больше самостоятельности и не лезли в религиозные вопросы.
Увидев, что дело не сдвигается с мертвой точки, герцог встал и надменно процедил:
– Что ж, очень жаль. Ромейский Владыка будет очень огорчен вашей непокорностью. Пойдемте, Ваше Величество! – Хосеп грустно посмотрел на француза.
– Жаль. Мне тоже очень жаль! Если передумаете, пришлите гонца. Не могу сказать, сир, что было приятно с вами познакомиться, – обратился он к Булдакову, – хоть вы и издалека, но королевский сан нужно уважать.
Булдаков искренне поклонился каталонцу.
– Король, моя работа такая! А что касается уважения… – подполковник скорчил мину, – когда вы приедете один, и я увижу, что вы перестали быть марионеткой в руках таких людей, как он… вот тогда и будет уважение.
– Мой брат Людовик тоже марионетка, – возразил Хосеп, – только в ваших руках.
– Отнюдь. Их Величество человек очень мягкий, а я лишь огласил наше общее решение. В противном случае, посольство Белороссии перебралось бы в Лондон. Джонатан Оверлорд оказал нам такую милость. До свидания, король! Герцог, прощайте!
Король Каталонии пытался что-то сказать, но Густаво де Бертрам увлек его за собой. Карета довезла их до порта, где оба сели на судно и в сопровождении мрачных кирасиров отбыли на родину. Луиза отбыла вместе с ними.
Разговор, состоявшийся в карете, был лишен оптимизма.
– Ну-с, Ваше Величество, как вам ваш царственный брат?
– Смел. Смел не по годам.
– По годам. Щенок еще не понимает, против кого он тявкнул. Тотмес быстро обломает его.
– Нет, герцог. Одного Людовика и ломать нечего. Человек, который стоит за ним – вот загадка. Жесткость без жестокости, гнев без злобы, вера в сердце без веры в душе!
– Опасный тип, Ваше Величество. Его нужно устранить.
– Я тебе, сука, устраню! – донесся голос из скрытого динамика, – так устраню, что дыба Торкемады мамой ласковой покажется!
Герцог втянул голову в плечи. Хосеп испуганно перекрестился и схватился за четки. Больше о страшном после Булдакове до самой Каталонии не было сказано ни слова.
А вечером во дворце короля был роскошный прием в честь короля Британии и его красавицы-сестры. Джонатан, одетый в черный охотничий костюм, весело болтал с кардиналом Дюбуа, когда Людовик разыскал его и, вложив в руку бритта руку принцессы Анны произнес свадебный тост.
Единственно волею своего могучего духа Джонатан Оверлорд не грохнулся в обморок, что было бы уж полной непристойностью, но его руки тряслись и через неделю, во время произнесения обетов верности.
На прощание Светлана долго шепталась с новоиспеченной королевой Британии, давая советы по уходу за кожей лица, которые, конечно, вреда не принесли бы, ровно как и пользы. Анна, не знавшая, радоваться ей или огорчаться, ехала к новому месту жительства моргая красными от слез глазами и хлюпая носом.
Ее золовка Генриетта осталась во Франко и готовилась выйти замуж за «куска» – Мухина, который в предвкушении этого «удовольствия» едва не раскодировался. В ожидании церемонии брака принцесса жила во дворце короля, в виде развлечения имея рассказы принца Франсуа о своих победах над женщинами. Людовику даже пришлось поставить брату на вид, что в случае незапланированного развития событий дальнейшее его пребывание на этом свете продлиться в келье напротив среднего брата.
Глава 37.
Перед иконостасом с зажженной свечой стояла Евдокия и дрожащими губами шептала молитву во славу святого Владимира – покровителя всех воинов-мучеников. Три года траура прошли, и завтра она вновь заплетет волосы в две косы – непременный атрибут бабарихи. Рядом что-то гундосил себе под нос ее отец, а чуть поодаль водил кадилом отец Афанасий, назначенный Норвеговым митрополитом Белороссии.
Сам командир сидел на лавке в первом ряду и тихонько подремывал. Вскормленному в лучших традициях атеизма полковнику не удалось настроить мысли на душеспасительный лад. Несколько раз «митрополит» неодобрительно покачивал головой при виде разморенного Константина Константиновича, но тот продолжал клевать носом. Чувствуя, что в храме вот-вот раздастся мощный командирский храп, отец Афанасий хотел побыстрее закончить мессу.
Наконец со стороны алтаря донесся финальный «Аминь», и люди потянулись к выходу. Под сенью вишневого сада, который столь любил священник, были накрыты поминальные столы. Прихожане чинно расселись за них и «тайная вечеря» началась.
Темнело. Тосты «за упокой» вскоре переросли «во здравие», вот-вот должна была затянуться первая стыдливая песнь, но чувствуя, что поминки превращаются в пьяный вертеп, Норвегов единым жестом завершил столь чудесный вечер.
За эти годы поселяне привыкли к соседству инородного социума и даже влились в веселое общество: в школе учились вместе дети военных и слободская ребятня, в числе молодых солдат было известное количество местных «парубков», а несколько человек из базы в поисках истины приняли постриг. На мануфактурах трудилась и вовсе разношерстная публика. Наемные рабочие из окрестных весей, полтора десятка ливонцев, несколько поляков. В эту компанию затесался даже отставший от каравана турок по имени Мустафа. Он быстро освоился на просторах Белой Руси и вскоре уже сидел на центральном рынке, подобрав под себя всю торговлю восточными сладостями.