После первых эмоциональных возгласов волнение немного улеглось и беседа то загоралась, то угасала.
Сидя в глубоких мягких креслах, словно в изолированных гнездах, сестры говорили о каких-то несущественных мелочах, все еще привыкая, прощупывая друг дружку взглядами, сравнивая виденное с тем, что сохранила память.
Миссис Томсон, чувствуя волнение и смятение сестры, как могла, помогала ей своей лаской. Касалась ее плеча, успокаивала. В какую-то минуту даже подошла и обняла Таисию.
— А помнишь, — с какой-то детской обидой в голосе и смехом сказала Таисия Григорьевна, — как тебе сшили новое платье, а мне — нет, я убежала в сад, спряталась и плакала. Едва отыскали. Я всегда донашивала твое и очень сердилась за это на тебя и обижалась на маму…
Воспоминания о родителях, детстве, о школьных друзьях чередовались с рассказами о Германии, Англии, о покойном Вильяме Томсоне и Борисе Сергеевиче, о режиссере, который привез Таисию Григорьевну из Ровно в Киев и который потом «съел» ее здесь. Перескакивали в разговоре с одного на другое, будто жизнь каждой была какой-то торбой, куда беспорядочно запиханы разные события.
Но среди всех полузабытых картин перед Кэтрин то и дело вставал образ паренька, всегда волновавший ее юную душу, пока его не заслонили наслоения беспощадного времени. И вот сейчас он снова всплыл в ее сознании, и Кэтрин захотелось поговорить об этом юноше.
Таисия Григорьевна словно прочитала мысли сестры.
— А знаешь, кого я встретила в Киеве? Андрея! Помнишь соседей, Воловиков? Ты даже когда-то дружила с ним. — И глаза Таисии Григорьевны засветились лукавством.
Сердце у миссис Томсон вздрогнуло.
— Какого Андрея?! — удивилась она. — Его давно нет в живых.
— Честное слово, видела! Несколько раз, — поклялась Таисия Григорьевна. — Правда, фамилия у него другая.
— Ну, вот. Просто похожий человек, — уверенно проговорила миссис Томсон. — Можно съездить в Криницы, на его могилу. Он умер в ночь, когда немцы выгоняли нас из села.
— А кого же я тогда встретила? Неужели ошиблась? — Таисия Григорьевна растерянно замолчала. — Земля ему пухом, если так. — Вскоре она вновь повеселела. — Признаюсь теперь, я, девчонкой, всегда за вами подглядывала, а один раз видела, как вы целовались в саду, за дикой яблоней. Но мне стало стыдно, и я сразу убежала, пока вы не заметили. И запомнила это на всю жизнь…
— Уши тебе оторвать нужно было, — неожиданно по-девичьи застыдившись, упрекнула миссис Томсон сестру, чувствуя, как ее вдруг обдало жаром.
Стараясь спрятать волнение, спросила:
— И давно ты его видела?
— Кого?
— Того, похожего на Андрея?
«Какая глупость! Из могил не встают!» — в то же время подумала Кэтрин. Но не спросить не могла.
— Не очень, — ответила Таисия Григорьевна. — Он тут, в Киеве, теперь живет. Врач… Но, правда твоя, может, и не наш криничанин. Он меня не признал. Как-то поздоровалась, хотела заговорить, но он и головой не кивнул — отвернулся и прошел мимо. Я решила: бог с тобой! Но потом рассердилась на себя: подумать только — за все время одного-единственного криничанина встретила и не смогла поговорить. Я его узнала, а он нет. Конечно, я очень изменилась… Когда встретила вторично, набралась духу и решительно подошла к нему. «Извините, — сказала, — я из Криниц. Таисия Притыка. А вы не Андрей Воловик?» Он посмотрел на меня испуганно. «Нет, нет, — проговорил быстро. — Вы ошиблись. Я не знаю никаких Криниц, никаких Воловиков. Я совсем другой человек». Но глаза у него, Катруся, так и бегали. Мне не оставалось ничего другого, как снова извиниться. Впрочем, я даже этого не успела сделать, потому что он заспешил, чуть ли не бегом бросился от меня… Все это показалось очень странным, и я решила при случае проследить за ним. А в прошлом году, когда я еще работала, заболел отоларинголог, который обслуживал наш хор, и в театр пришел новый врач. Это был тот самый, похожий на Андрея Воловика, мужчина. У него дрожали руки, когда осматривал мое горло, и я еще раз подумала, что это, наверное, наш Андрей. Но почему он от меня прячется? Потом узнала, что фамилия у него совсем другая — Найда… Вскоре я ушла из театра, больше с ним не встречалась, и все это осталось для меня загадкой.
Миссис Томсон откинулась на спинку кресла.
— Отец Андрея Воловика был полицаем в Криницах, — задумчиво проговорила она.
— Вот как… Полицаем…
— Да. Только каким-то странным… Во всяком случае, он погиб от немецкой пули.
Кэтрин посмотрела на часы, поднялась и подошла к чайному столику, на котором стояли небольшой электрический самоварчик и хорошенький сервиз — приятный сюрприз администрации гостиницы для иностранных гостей, — и воткнула штепсель в розетку в стене.
— С трех до пяти часов у нас в Англии непременно чай. В любую пору года. Это старая традиция. Попробую и в этих условиях заварить по-нашему. Тебе понравится.
Сестры пили чай. Кэтрин Томсон угощала Таисию сладостями и рассказывала о своей жизни за границей, а мысли ее все время возвращались к похожему на Андрея человеку. Наконец она не выдержала.
— Тася, сестричка, — немного запинаясь, с натянутой улыбкой, будто шутя, проговорила, — а ты не могла бы… узнать его телефон?.. Ну, этого человека, похожего на Андрея.
Таисии Григорьевне не нужно было объяснять причину.
— Узнаю, узнаю, Катрусенька, — заговорщицки проговорила она. — Ой, — вскрикнула вдруг, — мы это и сейчас можем сделать! Знаем фамилию. Имя, отчество, если это он, наверное, остались у него те же — Андрей Гаврилович.
Она мгновенно пересела на круглый пуфик около телефонного столика и набрала «09».
— Будьте любезны, Найда Андрей Гаврилович… Да, Андрей Гаврилович… Адрес? Не знаю, девушка. Я вас очень прошу. Мы приезжие, издалека, тридцать лет не виделись…
Таисия Григорьевна уговорила телефонистку и через каких-то полминуты начала записывать на уголке газеты:
— Сорок девять… тридцать один… Так… И такие же инициалы? Будьте любезны, второй… Пятьдесят семь… так… тринадцать… так… Спасибо, спасибо… Двое людей с одинаковыми фамилиями и инициалами, — объяснила, положив трубку. — Но это немного… В Киеве свыше двух миллионов жителей, легко сказать… Один из номеров его… Можно и сейчас позвонить.
Миссис Томсон вяло усмехнулась и покачала головой.
— Не нужно. В другой раз… Я утомилась, Тася. Столько впечатлений, столько волнений, хотя и радостных…
— Тебе нехорошо? — испугалась Таисия Григорьевна.
— Ничего, ничего. Налей мне, будь любезна, валерьянки, там в спальне на туалетном столике.
Выпив лекарство, миссис Томсон сказала:
— А теперь я отдохну, Тася…
— Я еще посижу около тебя. Вызвать врача?
— Нет, нет, не нужно. Сейчас станет легче… А ты приходи завтра… Сможешь утром?
— Конечно, смогу.
— Вот и хорошо… Завтра, я говорила, прилетает Джейн… И знаешь… Ей ничего об истории с этим врачом не рассказывай…
— Конечно, конечно. Это ей ни к чему…
* * *
После того как Таисия Григорьевна ушла, миссис Томсон долго сидела расслабленно в кресле, и призабытые картины вставали перед ее глазами.
…Всех подняли затемно. Она не сразу поняла, что скоро уже рассвет. «Шнель, шнель, шнель! Собирайся, выходи!» Немецкие солдаты и полицаи не давали даже оглядеться, люди спросонья не могли ничего найти в хате. «Выходи! Выходи! Шнель! Шнель!» Кто задерживался, того прикладом или просто кулаком в плечи! Вещей никаких не разрешали брать, только еду на дорогу. «Скоро возвратитесь в свои Криницы. Все будет целое — немцам ваше тряпье ни к чему!»
Когда рассвело, криничане были уже за селом. Утро серым светом обливало голые ветки, пожухлые мокрые листья под кленами вдоль дороги. Пронизывающий ветер трепал желтую траву на выгоне, два года не топтанную ни людьми, ни скотом, проникал под одежду, заставляя теплое после сна тело дрожать как в лихорадке.
Людей выстроили в одну колонну. Спереди, по краям и сзади — солдаты и полицаи.