Дачник не сразу узнал Дмитрия Ивановича, долго смотрел на него пытливым взглядом, и только когда Коваль раскрыл рот, чтобы напомнить о их совместном питье, Петр Емельянович прогудел:
- Хо, хо! Так это вы, дружище?! Очень рад, очень рад.
- Начинает печь, - сказал Коваль, подняв взгляд на раскаленное с самого утра небо.
- А у Моти еще закрыто, - жалобно произнес "Мефистофель", по-своему поняв Дмитрия Ивановича. - С двенадцати откроет. Да и неизвестно, привезут ли пиво. Вчера не было.
- Куда это вы?
- К метро.
- И мне туда же.
- В центр?
- Нет, в Дарницу. А до метро нам по дороге... если не спешите, добавил подполковник. - Я имею время и радуюсь свежему утреннему воздуху. - Он, конечно, схитрил, чтобы подольше побеседовать с этим дачником, хотя сам видел, что тот не торопится.
- Нет, нет, и у меня есть время, - заверил его Петр Емельянович.
- Что интересного в мире? - Коваль хотел спросить о дочери, получил ли от нее письмо или, как и раньше, она не вспоминает отца, но передумал: затронь эту больную тему - больше ни о чем поговорить не удастся.
Петр Емельянович нудно пересказывал газетные новости о международных событиях, перемешивая их с разными предположениями. Коваль слушал краем уха, думая о своих делах.
- Петр Емельянович, а что там слышно о ваших соседях? Нашли, кто отравил Залищука, о котором вы рассказывали?
- Ха, нашли! Они найдут!.. Жди... - оживился "Мефистофель". - Все затихло. Сделали обыск у Крапивцева. Не знаю, нашли что-нибудь или нет, а только Крапивцев до сих пор на воле, будто и не было ничего. Но знаете, что я вам скажу, - перешел Петр Емельянович на шепот, хотя поблизости никого не было, - может, то и не Крапивцев... - Он сделал паузу и значительно посмотрел на Коваля. - Там, говорят, наследника Залищука видели около дачи в тот вечер. Есть у него непутевый сынок - Олесь. С отцом враждовал, не ходил к нему, а в тот последний вечер внезапно прибежал. И главное, люди видели, как он тихонько, словно вор, чуть ли не на цыпочках чуханул с дачи.
Воистину - на ловца и зверь бежит! Это давало новый толчок мыслям подполковника.
- Кто видел? - спросил он.
- Какая разница? - подозрительно взглянул на него "Мефистофель". Люди рассказывают, а кто и как - не знаю...
Метромост и станция уже были недалеко. Коваль подумал, что при необходимости он легко установит то, что недоговорил сейчас дачник, и перевел разговор на другую тему. А сам стал размышлять над неудачной семейной жизнью Бориса Сергеевича с первой женой. Что представляет собой его сын Олесь, с которым скоро будет разговаривать? Какая самая большая страсть в жизни этого молодого человека? Коваль начал вспоминать все, что узнал об Олесе по его заданию Струць.
Мальчишка учился плохо. Еле закончил восемь классов, профтехучилище. Работает на небольшом заводе слесарем. Работу любит, не пьет, но характер эгоистичный, несдержанный, упрямый. Когда добивается своего, ни с кем и ни с чем не считается. Физически сильный, быстрый на расправу. Деньги любит, но в то же самое время не алчный. Поделится с другом последним.
Отца не слушался, хотя гордился, что тот инженер. Мать, которая его безумно любила, совсем не уважал. Наверное, потому, что все готова была терпеть, все прощала ему. Как всякий духовно слабый человек, боялся унижений, насмешек и очень любил, когда его хвалили. Утверждал себя и хорошей работой в мастерской, и верной дружбой, но иногда с такими людьми, какие этого не были достойны. Готов был для приятеля сделать все, но одновременно должен был над ним верховодить. Утверждался и тем, что "ради компании" пошел на преступление и отсидел два года, и тем, что измывался над слабыми.
Борис Сергеевич ничего не прощал сыну, и Олесь все время сердился на него. Как-то он потребовал, чтобы отец вернулся к матери. Залищук был приятно удивлен такой неожиданной заботой Олеся о матери, но попросил не вмешиваться в его дела.
С того времени сын не проведывал отца и к себе в гости не приглашал.
3
Через час Коваль разговаривал с Олесем Залищуком. О нем подполковник уже почти все знал. Единственное, что его интересовало, - это когда Олесь в последний раз видел отца, где они встретились и чем закончилась их встреча.
Когда дверь кабинета открылась и на пороге появился плотный, как и Борис Сергеевич, чем-то неуловимо похожий на него молодой мужчина, Коваль интуитивно почувствовал, что разговор будет прямой и короткий. Залищук держался свободно, отвечал лаконично, но сердитые нотки звучали в каждом его слове. Из опыта подполковник знал, что так отвечает в милиции человек, который не чувствует себя виноватым или уверен, что его вину не докажут.
- Второго августа вы не встречались с отцом, Олесь Борисович?
- Нет, - твердо ответил молодой Залищук, - я его давно не видел, может, с год.
- Меня интересует только вечер, когда он погиб.
Олесь промолчал, всем своим видом будто говоря: "Я сказал все и повторяться не хочу".
Коваль предложил папиросу.
Залищук поблагодарил и вытащил свои сигареты. Когда прикуривал, Коваль понял, чем он похож на отца, фотографии которого подполковник внимательно изучил: голова посажена на короткой шее, словно сидит на широкой груди. Но нос, наверное, матери - хрящеватый с горбинкой, и тонкие нервные ноздри, которые то и дело раздувались.
- Перескажите весь свой день второго августа.
- Разве все упомнишь!
- Будем вспоминать. Вместе.
Когда дошли до вечерних событий, Олесь сказал:
- Жена была во вторую смену. Я остался со Степанком, сыном. Ребенок уснул, и я лег.
- В котором часу?
- Приблизительно в девять, а может, позднее.
- Всегда так рано ложитесь?
- Мне вставать на рассвете.
- Это не ответ.
- Ну, не всегда... Но день был утомительный... Я же рассказывал вам, что ремонтировал ванну...
- Ваш адрес - улица Строителей, это здесь же, в Дарнице?
Олесь кивнул.
- В девять на улице темнеет?
- Еще видно.
- Ну, а до девяти, Олесь Борисович, не решились ли вы вдруг проведать отца?
- Нет, я отца не видел в тот вечер. Я уже сказал.
За много лет службы Коваль часто слышал вранье, он почувствовал фальшь в словах Олеся. Но одновременно тон ответа свидетельствовал, что парень просто что-то недоговаривает.
- А кого вы в тот вечер видели на Русановских садах?