— А может тебя больше интересует ночлег, чем пустое угощение? — вдруг раздалось у барной стойки. Крашеный мужик перед ней обернулся. Парень, которого она приняла за змею, все еще сидел спиной к происходящему, но обращался явно к ней.
— Интересует, — отозвалась она, впиваясь взглядом в его спину как в спасительную ниточку. Логически обосновать свой выбор она бы не смогла, просто испуганный мозг решил, что один незнакомец лучше, чем целая компания.
— Извините, друзья, дама сделала свой выбор, — незнакомец бросил на стойку несколько монет и поднялся. Она обратила внимание, что за стойкой все равно никого нет — сотрудники вообще испарились из помещения.
— Пошли, чего сидишь? — это опять ей.
Звать дважды не было нужды. Она поднялась, затылком ощущая взгляды гоп-компании и в любой момент готовая к удару или чему похуже. Даже удивилась, что ничего из этого не последовало.
Когда за ними захлопнулась дверь, она все еще ждала налета, но все равно ни на шаг не отставала от Змея, как она его прозвала. Это было сложновато — шаг у парня был широкий.
— Даже не поблагодаришь? — наверное, они миновали квартала три, когда парень, наконец, решил к ней обратиться.
— Спасибо, — механически отозвалась она, чувствуя, как силы покидают ее тело.
— Только не падай в обморок, — Змей обратил внимание на ее состояние. — Я, конечно, сногсшибателен, но право, в этом не нужды.
Она не поняла, о чем он говорит. И чего он хочет. Очень хотелось заплакать от пережитого потрясения, но она откуда-то знала, что плакать нельзя.
— Почему ты не стала пить кофе? — он остановился и вперился в нее совсем не дружественным взглядом. Пришлось остановиться и ей. Может, стоило бежать? Может, но был ли в этом толк…
— От него чем-то пахло, — она не знала, стоит ли откровенничать с незнакомцем, но почему-то ничего другого ответить не смогла.
— Чем? — черные глаза стали еще острее.
— Болотным илом. Кажется.
Парень едва заметно кивнул.
— А еще чем там пахло?
— Перцем. И жженой подливой, — ее развезло как от сыворотки правды. Может, если он спросит ее имя, она и его назовет?
— Что было в подливе? Имбирь или чеснок?
Она задумалась, воскрешая в памяти мерзкий запах.
— Ни того, ни другого. Только лук, морковь, и капуста.
Парень удовлетворенно кивнул. А она обрадовалась, что больше не нужно было ничего отвечать — голова закружилась, а к горлу подступила тошнота от усталости. Она подняла на него расфокусированный взгляд и спросила:
— Что ты про ночлег говорил?
Перед глазами мелькали нехорошие звездочки. Даже если он ее изнасилует… Хотя для насилия нужно сопротивление, а у нее сил едва хватает, чтобы стоять… Даже если он ее трахнет, но даст отдохнуть, она не против. Слишком утомилась дремать, привалившись к промозглой стене.
— Так прямо сразу? — рассмеялся он и махнул рукой. — Пошли.
***
Спине было мягко, и это погрузило ее, едва проснувшуюся, обратно в сон. Организм, измученный бессонницей и неизвестностью, просто отказывался просыпаться. Перед глазами мелькал розовый свет, откуда-то доносились голоса, и ее все это абсолютно не заботило. В конце концов, шея затекла от неудобной позы, и ей пришлось проснуться. А что-то нехорошее заставило ее еще и глаза открыть.
Чем-то нехорошим оказался безумный взгляд серо-черных глаз. Она встрепенулась и подскочила, занимая сидячее положение. Телу это не понравилось — его тут же заломило болью. А перед ней на коленях сидела индейская жрица. Она не знала, есть ли у индейцев жрицы и как они называются, но это определенно была она — вытянутые к вискам глаза, две начинающиеся у подбородка иссиня-черный косы и узорчатый поясок вокруг лба.
Угрожающей жрица не выглядела. Взгляд, принятый за безумный, просто был спрятан в тени от густых волос.
— Я не жрица, — тихо произнесла она. — И даже не индианка. Меня зовут Зима.
Она не знала, что надо отвечать человеку, который умеет читать мысли, поэтому молчала.
— Тебе полагается представиться, — подсказали ей.
— Не могу — я не помню своего имени.
Зима кивнула, будто и не ожидала иного ответа, и неожиданно весело произнесла:
— Так придумай — всем людям однажды придумывают имена. Какая разница, кто это сделает?
Лицо Зимы переменилось — теперь оно выглядело озорным и почти детским.
— Тогда… Пусть будет Эйприл, — как мысль про выдуманное имя не пришла ей самой в голову?
— А теперь, Эйприл, хватит занимать чужое спальное место.
В голове Эйприл молниеносно вспыхнули события, приведшие ее в чужой кров, и лицо ее стало бледно-розовым. После продолжительного здорового сна идея остаться ночевать у неизвестно кого уже не выглядела такой уж привлекательной.
Раздумывая о своем моральном облике, Эйприл поднялась с настила. Пол был покрыт свежими листьями. Какой-то из них дал сок и попался как раз под ноги Эйприл. Она поскользнулась и, чтобы не упасть, схватилась за плечо Зимы. Лучше бы она упала. Сильный удар в ухо отозвался ломотой в черепе, едва не сбив бедолагу с ног.
— Никогда, — Зима медленно, по-киношному, поднялась на ноги. — Никогда. Меня. Не трогай.
На миг Эйприл показалось, что сейчас ее настигнет молния с небес — так яростно сверкали чужие глаза. Она даже прикрыла голову.
— Я не люблю чужих прикосновений, — уже спокойнее продолжила Зима и изящно поправила косы.
Зима кивнула на деревянную дверь, и Эйприл осторожно, как мышь, полезла на свободу. Чтобы ненароком не коснуться впечатлительной Зимы.
Оказалось, она ночевала в небольшом поселении на берегу шумной реки. Почему она не расслышала журчания воды раньше? Вдоль бугра тянулись однообразные землянки, на высоких деревьях были оборудованы смотровые площадки. Вдали, скрытые густыми кустами, играли дети — до Эйприл доносился звонкий смех. О чем-то переговаривались женщины, стирающие в речке белье. Несколько часовых стояло на площадках. На Эйприл никто не обращал особого внимания. Змея видно не было. Зима тоже куда-то исчезла.
Эйприл потянулась, разминая затекшее место. Длительный сон явно пошел ей на пользу, хоть о причине, приведшей ее сюда, думать все равно не хотелось.
Она не чувствовала смущения от незнакомого места — будто уже имела опыт вхождения в новый коллектив.
— Чего стоишь? Помогай, — дородная женщина бросила ей прямо в руки большой кусок белой ткани. Эйприл не хотелось уходить, да и некуда было, и она с готовностью пошла полоскать его в проточной воде. Щебетали птицы. Солнечные лучи весело плескались на водяной поверхности. Эйприл разглядела в отражении свое лицо, размытое быстрым течением. Оно ей улыбалось.
Женщины будто не замечали ее и разговаривали между собой, но разговор явно предназначался для ее ушей.
Эйприл узнала, что вчера Серолицые «опять охотились в «Лишайнике». Их добычей стали целых три «бестолковых прыгунчика», а один сумел отбиться, и Стеф привел его сюда. Говорил, что у этого хороший нюх, но рассказчица считала, что Стефа сильнее мотивировала смазливая внешность этого прыгунчика, чем какой-то там нюх.
— Эй, прыгунчик, — заправски обратилась к ней вторая женщина. — Из чего парус — из льна или хлопка?
Эйприл понятия не имела, как это надо узнавать, но в нос дыхнул запах влажной ткани, и в голове сама собой возникла картинка хлопкового поля.
— Хлопок, — без запинки ответила она.
— Ну, может и не просто смазливая, — женщина послала ей хитрый взгляд, и Эйприл ощутила гордость.
— Отнеси к вон тому дому, — женщина в цветастом платке всучила ей корзину с бельем и указала направление.
Чтобы попасть к нужному дому, пришлось пройти под смотровой площадкой. Эйприл пошла не торопясь, чтобы не споткнуться о массивные корни деревьев. И это сослужило ей добрую службу — буквально в паре сантиметров от корзины на землю что-то бухнулось со смачным чавканьем. Эйприл отскочила и боязливо глянула под ноги. На земле подрагивал, извиваясь, склизкий комок цвета прелых листьев. Не успела Эйприл толком испугаться, как он вытянулся в толстую колбаску и бесследно исчез в зарослях ежевики.