— Да что случилось-то? — волнение сменилось раздражением.
— В общем, слушай. Это произошло вчера вечером. Я хотел ещё тогда тебе рассказать, но ты же знаешь, пока все детали станут ясны. Да ещё и отец тут...
— Трой... — процедила я сквозь зубы.
— Да, прости. Вчера погибла девушка. Если я правильно запомнил, её звали Ванесса Делинхолл, — это имя резануло по моим ушам, а образ мгновенно предстал перед глазами: рыжие волосы, трясущиеся от волнения руки, заплаканные глаза.
— Не может быть, — прошептала я, ощущая острую сухость в горле.
— Ты её знала?
— Она приходила в КаЗНу... Подавала заявку на профессию...
— Ох, Лис, мне жаль.
— Нет... То есть да... Просто продолжай.
— Ты только не принимай близко к сердцу, потому что дальше — хуже. Она не просто погибла, а спрыгнула с башни Совета. Сама.
У меня похолодели конечности. Сколько раз я бывала на той площадке! И представить, как кто-то бросается оттуда вниз, казалось невозможным. Моё воображение быстро нарисовало её искажённое от удара тело во всех ужасающих подробностях. Я помотала головой, она слегка кружилась.
— Сам по себе этот случай — кошмар, — продолжал Трой, — но то, что на ней обнаружили, делает ситуацию ещё страннее. Всё её тело, особенно руки, были исписаны чёрной ручкой. Думают, она сама это сделала. Там постоянно повторялось: «Ненавижу вас всех!» и «Следующие здесь — вы!».
Мне становилось хуже, я ничего не могла ответить.
— Хотя сейчас я понимаю, почему в новостях промолчали. Утром казалось, что они не могут проигнорировать такую трагическую смерть, хоть бы слово сказали. Но на самом деле всё ясно. Самоубийств не бывало десятки лет, никто даже и не помнит о таком. А чтобы кто-то возражал против Советов? Я слышал, как отец говорил, что будут проверять всю её семью. Они боятся, что девушка — часть какого-то заговора. Но всё равно, как же можно промолчать в городе, где истина считается величайшей ценностью?
— По-моему, ответ очевиден, Трой. Ценности принадлежат только избранным единицам, — прохрипела я. — Созвонимся завтра.
— Лиса, подожди...
Я отбросила трубку в сторону, отключив перед этим звук. Меня мутило. Перед глазами то всплывал образ девушки, то воображаемые надписи, а в ушах звучали слова Мередит Уотсон и восклицания Троя. Я даже не знаю, о чём думала в этот момент. Комната давила на меня со всех сторон, воздух казался горячим, липким и удушливым. Может, не знай я эту девушку в лицо, мне было бы легче, но сейчас отчего-то казалось, что я виновата в её смерти, ведь и я была частью всей этой паутины. С трудом поднявшись на ноги, я подошла к окну и оперлась о подоконник. Воздух с улицы не дарил никакого исцеления, он был таким же душным и густым.
Не знаю, сколько я там простояла, но постепенно мне стало легче. Разве я виновата, что девушка не была готова к подобному? Нам объясняют правила ещё в детстве, так заведено в нашем мире, неужели теперь мы все должны вот так легко поддаваться отчаянию и прерывать свои жизни? Или та девушка и впрямь была частью чего-то большего?
Тихий шорох заставил меня очнуться. Я настороженно оглядела зелёные кусты под окном. Звук был настолько тихим, что вполне мог и померещиться. Но вдруг он повторился снова, на этот раз уже ближе, почти подо мною. Пожалуй, надо бы сказать ша, что пора уже избавиться от этих зарослей, в них кто угодно может запрятаться. Колючие мурашки пробежали от макушки до пяток, когда шорох стал громче, а кусты зашевелились от настойчивого движения. Я вцепилась в подоконник, не в силах заставить себя спрятаться, что было бы, конечно, гораздо разумнее.
От тёмно-зелёной массы отделилась фигура, худая и невысокая, окутанная в изодранный плащ. Я боялась даже вдохнуть, а незнакомец неожиданно поднял голову вверх, прямо на меня, и мы замерли, уставившись друг на друга. Очевидно, он тоже не ожидал здесь кого-то увидеть. Его лицо трудно было рассмотреть в такой темноте, но его тело странно покачивалось, будто он едва мог удерживать себя на ногах.
— Помоги мне! — вдруг прошептал человек.
Мне стало казаться, будто я брежу, но незнакомец снова повторил свою просьбу, прибавив при этом тихое «пожалуйста». Его голос был таким слабым, и в нём слышалось такое отчаяние, что мой страх неожиданно отступил под неимоверным натиском жалости. Разум просто вопил о том, что нельзя разрешать незнакомцам лазить в твоё окно, но он сегодня был не в авторитете, поэтому спустя пару минут в моей комнате, тяжело дыша, стоял молодой человек. «Вот и не зря ша волновалась!» — глупо пронеслось в голове. Я жалась к противоположной стене, всё ещё не уверенная в намерениях незваного гостя. Зачем, зачем я позволила влезть ему в моё окно?