– Не связывайся с ними, они не прощают! – проскрипел голос старухи. Лизке стало жутко, бродяжка явно была не в себе. От оцепенения и холодящего изнутри ужаса ее освободил, внезапно появившийся, как из-под земли, молоденький сотрудник полиции. У него из-под фуражки, залихватски надетой чуть набок и назад, выбивались светлые кудри. Своим видом он походил больше на дружелюбного и веселого тракториста из колхоза « Путь Ильича», чем на представителя власти. Но поведение его с внешним обликом резко контрастировало. Парень быстро оглянулся по сторонам и со всей дури своей молодецкой ударил старуху ногой в живот, кирзовым сапогом. Лиза попыталась закричать и остановить гада, который избивает средь бела дня невинных людей. А сержант продолжал пинать спящую, то одной ногой, то другой, потом дубинкой, но опасливо озирался по сторонам:
– Слышь, Катастрофа, по– хорошему говорю, проваливай с моей территории. А то снова в лес вывезут! – сквозь зубы цедил угрозы полицейский.
Лизка в ужасе от увиденного беспредела хотела было рвануть к постовым представителям власти в погонах, в дежурку у вокзала, но подошедшая женщина, по всей видимости, работающая здесь тех. персоналом, остановила ее и отвела в сторону:
– Это «Люська – Катастрофа», где она появляется, несчастья начинаются. Все боятся ее, а выгнать не могут. Ее и в лес увозили и в другой город и в приют сдавали, даже в тюрьме она сидела. Но всегда возвращается сюда! Люди говорят, у кого с ней дороги пересекутся – жди беды! Так что не повезло тебе, спаси Господи! И странная женщина быстро удалилась, оставив Лизку в полном недоумении и липком ощущении страха перед необъяснимой жестокостью. Хотя бывает оправдание или объяснение жестокости?
А старуха тем временем каталась по полу и истошно хрипела, сквозь эти странные звуки, больше похожие на воронье карканье, она услышала плохо различимые слова: «Убейте меня, убейте меня, не могу больше жить!» Лизка схватилась за голову, психика не выдерживала накала эмоций и рванула к выходу вокзала, забыв вещи в зале ожидания.
Вдохнув уличный воздух, она поняла, что ее трясет от нервного перенапряжения и она не знает, что ей делать и тут она спохватилась, что вещей нет. Прошло буквально минут 15, как она вернулась на место знакомства с прозой жизни и ужаснулась от увиденной картины. Вещи ее стояли целехоньки, а вот вихрастый сержантик лежал, распластавшись на полу, изо рта текла пена и был он бледный, без признаков жизни. Стеклянные глаза были широко раскрыты, будто перед смертью они увидели сатану, в них застыл ужас от неизбежности конца. Старухи нигде не было видно. Толпа зевак обступила умершего парня, повсюду слышался леденящий душу шепот о том, что «Катастрофа» не прощает. Жалко, мол, Стасика, он винил старуху в смерти своего напарника, который неделей раньше, чуть не сбил бродягу на своей машине. Она кинулась прямо под колеса его автомобиля, была дождливая погода, машина потеряла управление, хотя у молодого человека был большой опыт вождения, но железным конем словно управляла неведомая сила. От удара газели, врезавшейся в бочину новенького КИА, которой управлял этот парень, он вылетел в лобовое стекло прямо на встречку. Свидетели аварии потом толком не могли ничего объяснить, будто невидимый кукловод дергал за ниточки и управлял людьми, транспортом и очевидцами. А старуха, ставшая причиной многих несчастий, сидела на тротуаре, цела и невредима, выла как собака, раскачивая, как умалишенная головой в тканом красном платке. По вокзалу давно распространялись слухи о женщине – «катастрофе», с которой если пути пересекутся – жди несчастий. Но никто не знал, откуда и когда она взялась, и зачем здесь появилась. Местные бомжи говорили разное, одна проститутка с площади Восстания, можно сказать, старожила местной «Мельпомены», рассказывала, что ждет она здесь кого-то, пока не дождется – Бог не забирает ее к себе и несет она людям одни беды, так как прокляли женщину в молодости на одиночество, кто приблизится к ней, жди беды!