Пан майор стоял рядом с врачом. Они о чём-то переговаривались, а рядом, в кресле-каталке, сидела Света! Расселась, совсем немощная, что ли? Волнение снова разыгралось, заставляя учащаться сердечный ритм. Таможенник увидел меня, заулыбался и приветливо взмахнул рукой.
Я подошла поближе и внимательно рассмотрела её. Зрелище было печальным – голова упакована как кокон, одна штанина джинсов разодрана от бедра до колена. Вероятно, в момент падения Светик зацепилась за угол скамейки. При виде меня блаженная полуулыбка отразилась на её лице. В заторможенном создании, завалившемся на один бок, с большим трудом угадывалась моя аристократичная красавица подруга. Я присела на корточки возле кресла и спросила:
– Ты как?.. Жива?
– Нату-уль! – жалобным голосом сказала она. – Жива-а!
Светик силилась сконцентрировать взгляд, но это ей не удавалось.
– Всё есть добже, пани! – офицер произнёс кодовую фразу, дружелюбно похлопал меня по плечу и опять повернулся к врачу.
Добже то добже, но спектакль надо продолжать, всё-таки, пан Марек таможенник, пусть даже и оказался хорошим человеком. Бдительность терять не стоило.
– Как ты, дорогая?.. Так напугала нас!.. Ручки-ножки целы?.. Всё в порядке? – я заверещала, бегая вокруг кресла-каталки. Ощупывала Свету, всплёскивала руками, как наседка, а она удивлённо смотрела на меня.
– Последний разум отшибло? – рявкнула я раздраженно. После пережитого напряжения пришла злость.
Или у Светки воистину произошёл какой-то сдвиг и она позабыла обо всём, или сочла, что опасность миновала и успокоилась. Она находилась в ступоре, не знала как действовать и я незаметно ущипнула её за руку.
На всякий случай, боясь сделать что-то не так, Светик приняла верное решение. С усилием подняла руки к голове, обхватила её и начала стонать, глазами ища у меня поддержки: правильно?
Я моргнула утвердительно. Вероятно, Света припомнила инцидент на таможне и негромко спросила:
– Всё нормально?
Естественно, мне было жаль её. Приложилась она серьезно и, надо полагать, голова гудела как колокол. Но вредный характер никуда не денешь, да и встряска оказалась настолько сильной, что у меня тоже началась мигрень. Я быстро поблагодарила врача, ухватила кресло за ручки и покатила его к выходу.
– Сервиз изъяли, едем в следственный отдел, – я соврала легко, не в силах удержаться от ядовитых комментариев.
– П-правда?
– Ещё какая! – подтвердила я с мстительным удовольствием. Пусть тоже переживает, не мне одной! – Лешеку звонить буду, он адвокат, пусть решает, что делать.
– Н-нас посадят? – прошелестела Света, подняв голову и глядя на меня овечьим взглядом, мелкая дрожь пробежала по её телу.
– Скорее всего, дадут десять лет без права переписки!
– Нам?
– А кому?!.. На границе сказали – пани, по вам обеим тюрьма плачет!
– В с-смысле?.. Настоящая?
– Игрушечная! Сказочная темница! Окошки такие резные, в клеточку!
– Н-не хочу!
– А ты думаешь, я хочу? С детства горю желанием в полосатой робе ходить! Но, как говорится, Светик, от сумы и от тюрьмы…! Вместе срок мотать будем!
За время моего короткого монолога она снова завалилась на бок. Я испугалась: как сонная муха, феназепам, что ли, вкололи? Забежала вперёд проверить её состояние. Нет, Света была в порядке, не считая мутных глаз и отрешённо-испуганного выражения лица. Я тут же перетрусила: вдруг опять отключится? По видимому, у неё полный винегрет в голове.
– Ну, какая тюрьма? Три часа только прошло. Всё хорошо. Ты, правда, ничего не соображаешь? – сжалилась я.
– С-совсем смутно, спать охота, – с убитым видом ответила она и прикрыла глаза.
Совесть моя тут же вскинулась в справедливом упрёке: ей и так плохо, а тебе сию секунду вздумалось добить.
– Ладно, пробьёмся, отдыхай, – сказала я, горестно погладив кокон, и повезла раненую дальше.
Пан Марек догнал нас на улице и протянул заключение и рецепт. Он помог Свете усесться в машину, та потрясла его руку со словами «Денкуе! Спасибо!» и притихла.
Я обратила внимание, что офицер перестал выпячиваться при взгляде на неё. Может быть, белая повязка на Светкинй голове его смущала. Не исключено, что решил держаться подальше от двух сумасшедших русских пани.
– Денкуе за помощь, пан Марек, простите, – я от души поблагодарила, протягивая руку.
Он ответил крепким рукопожатием, не долго подумал, а затем медленно на русском языке произнёс:
– Не говори спасибо!
Я рассмеялась, а довольный таможенник протянул мне бумажку и сказал:
– Пани Наташа, то есть мой телефон. Задзвонь до мне кеды знову бенджишь на границы.