— Лучше бы ты сейчас накричала, — замечает Майк и вздыхает, — я в порядке.
Клаус на всякий случай отошел в сторону и уселся на подлокотник дивана. Его устраивало тихо сидеть в стороне.
— Сейчас восемь вечера, — начала Эстер, загибая пальцы, — ты ушел в девять утра. Тебя не было одиннадцать часов, а позвонил ты от силы четыре раза. А я сказала звонить постоянно, чтобы не звонить самой. Ведь ты считаешь, что так я позорю тебя перед друзьями.
— Ты говоришь, прям как мама, — мальчишка закатывает глаза, — ты злишься, потому что не выспалась, если спала вообще.
Только из-за того, что брат был прав, Эстер не стала использовать свой убийственно-спокойный тон, и вообще убрала пассивную агрессию. Вместо этого она лишь махнула рукой.
— Иди в ванную, Майки, пока я не передумала.
Повторять несколько раз не пришлось. Паренек со всей своей детской скоростью скрылся с глаз сначала в комнате, а потом в ванной. Эстер повернулась, резко остановившись на месте, она заметила странный взгляд Клауса.
— Почему ты так смотришь?
Тот покачал головой, и его белокурые кудряшки запрыгали.
— Ты никогда не говорила о своей семье. — Он пожимает плечами. — Никто из наших, как и я, не знали, что у тебя даже брат есть. И наблюдать за тобой сейчас, взаимодействующей с ним... это как-то... Не знаю, как объяснить. Мое отношение к тебе немного поменялось.
Эстер не хотела даже представлять это, но все же спросила:
— В будущем, моя семья мертва?
— Повторюсь: ты никогда не говорила о семье. Я не знаю. Но они могут быть живы. — Клаус долго думает, прежде чем продолжить. — Зная тебя, скорее всего, ты хотела защитить их и ушла, пожертвовав собой. Но впервые встретив тебя, мне только исполнилось девятнадцать, и это точно было не тут. В том городе было шумно и слишком ярко.
— Все крупные города Америки, — усмехается Эстер, — сколько тебе сейчас?
— Двадцать шесть.
— Значит, — предполагает Эстер, — мы знакомы около восьми лет.
Клаус кивает. Он пронзительным взглядом смотрит прямо в глаза, но поворачивается, когда Майк выходит из ванной комнаты. В этот раз мальчишка похож на себя, сам чистый и в такой же одежде. Майк всплеснул руками, будто молча подчеркивая, что он сделал то, что хотела от него сестра. И довольной походкой скрылся в своей комнате.
— Вот что странно... — начинает Клаус.
— А до этого странно не было? — с усмешкой перебивает Эстер.
— Я никогда не видел тебя такой счастливой.
Эстер долго смотрит на мужчину, и думает, что возможно последующие несколько лет она не будет счастлива так, как сейчас. И это знание причиняет ей почти ощутимо физическую боль. Потому что Эстер любит свою семью, она любит маму, отца, своего младшего брата и просто не может представить свою жизнь без них. Но учитывая слова Клауса, что они знакомы так много и, что он впервые познакомился с ней, когда Эстер была старше, чем сейчас... Это значит, что намного больше восьми лет она будет отделена от своей семьи.
Глава 4. В последний раз.
На следующий день вернулась миссис Рейес, она вернулась поздней ночью. Эстер встретила ее крепкими объятиями, потому что разговоры с Клаусом натолкнули ее на мысль, что вскоре ей придется расстаться со своей семьей на долгие годы. Она извинилась за то, что обижалась и не отвечала. Эстер объяснила маме, что всего лишь злилась за нарушение ее личного пространства. Но Джоан не была зла, она испытывала только печаль. И в итоге сама извинилась перед дочерью. А также рассказала о том, что Роберт согласился отправить Эстер в Массачусетский университет. Девушка была так сильно рада, что забыла о спящих Майке и Клаусе, и провизжала громкое «ура».
Уже лежа в кровати, Эстер осенило, что она сможет прикрыть поездку в Вашингтон ее переездом в Массачусетс. Она не только поможет Клаусу, но и исполнит свою старую мечту. Все складывалось невероятно хорошо. На такой прекрасной ноте Эстер быстро уснула.
В темноте стоял мужчина средних лет с нашлепкой на левом глазу, его правый глаз был широко открыт, словно компенсировал потерянный. Тьма вокруг не отталкивалась от него, а наоборот сгущалась, впитывалась. Просачивалась в его мягкую кожу, норовя полностью поглотить. В следующую секунду Эстер почувствовала себя не напротив этого мужчины, а вместо него. Она была в его теле, чувствовала уплотняющуюся тьму, чувствовала боль от того, как эта тьма разрывала ее кожу. Черная маска демона появилась прямо перед лицом и серой дымкой исчезла, принесся с собой акустическое эхо:
— Джеймс, Джеймс, Джеймс...
Ее звали так. Эстер поняла, что это она – это Джеймс. Маска демона появлялась и растворялась в темноте, словно она и была этой темнотой. С каждым ее появлением эхо все нарастало и нарастало, болезненно ударяя по барабанным перепонкам. Черные щупальца тьмы, рвущие постаревшую кожу, заполонили нос. А когда Джеймс открыл рот, чтобы закричать со всей силы, как-то спастись от этого, щупальца проникли и туда, разрывая его горло изнутри. Вибрируя, щупальца поглотили крик Джеймса, наслаждаясь причиненной ему болью.